Оставшись одна, я еще раз внимательнейшим образом осмотрела упаковку: вдруг все-таки Лоренцо написал хоть пару строк. Но единственные строки на бумаге были с моим адресом, а между слоями не завалялась карточка с признанием в любви. А жаль, что не завалялась. Пожалуй, я бы согласилась простить тот неудачный вопрос.
Зеркальце я внимательнейшим образом исследовала ранее, но все же не удержалась и начала осматривать заново, но уже совсем другими глазами. Такой подарок оказался весьма приятен моему самолюбию: тонкое серебряное плетение и нежная эмаль. Красивый и, главное, не слишком дорогой, чтобы можно было принять, не погрешив против правил приличий, которые мне старательно вдалбливали мамины родители. Думаю, дедушка это отметил, иначе непременно бы указал, что подарок следует вернуть. Возможно, Лоренцо и отправил без сопроводительной записки потому, что боялся, что верну подарок?
Я раскрыла зеркальце, чуть отстранилась, чтобы можно было видеть лицо полностью. Улыбнулась отражению, и оно послало ответную улыбку. Отражение было чистое, ровное и очень мне льстящее: я даже себе казалась такой красивой, что будь парнем, непременно бы влюбилась. Мысли рассмешили, и я показала себе язык, чтобы не зазнаваться, но неожиданно отражение нахмурилось и заявило:
– Только не кричи, пожалуйста. Это очень важно.
От испуга я не смогла выдавить из себя ни слова, лишь кивнула. Зеркальце же словно прилипло к руке, как и взгляд к отражению. Моему ли? Инорита за разделяющим нас стеклом определенно не была мной.
– Дело в том, что мы сестры. – Она улыбнулась, восторженной улыбкой инориты, обретшей новую желанную родственницу. – Богиня, каких сил мне стоило с тобой связаться.
– Сестры? У меня одна сестра – Изабелла, – не слишком уверенно запротестовала я.
– Брось, разве ты не видишь, как мы похожи? Мы близнецы. Просто одну из нас забрала мама, а вторую – отец. – Она чуть нахмурилась. – Я случайно об этом узнала и все искала способ до тебя достучаться. И у меня почти получилось с первого же раза. Только зеркало оказалось неподходящим – передавало звук только от тебя. Я тебя слышала, а ты меня нет. А потом ты как заорешь! Я думала, оглохну.
Она захихикала, и я невольно улыбнулась в ответ. Надо же, у меня есть сестра. Еще одна настоящая сестра и даже более настоящая, чем Изабелла, поскольку у нас оба родителя общие. Не об этом ли умалчивала мама, говоря, что мой отец нарушил договоренность? Забрал второго ребенка?
– Я испугалась. Поверхность под рукой подалась, и мне показалось, что я сейчас войду в зеркало. Или меня кто-то утянет.
Я вспомнила метнувшуюся тень и подозрительно прищурилась.
– Утянет в зеркало? – она опять хихикнула, напомнив мне Изабеллу. – В это? Боюсь, не пройдешь, Летиция. Разве что по частям. Кстати, меня зовут Камилла.
– Камилла… – Имя было непривычным и никак не хотелось включаться в речь. – Как ты смогла со мной связаться?
– О, семейная магия, имя узнала от отца, он случайно проговорился, и я загорелась с тобой увидеться. Ужасно боялась, что ничего не получится, – затараторила она. – Он мне блок на Дар поставил: не могу пользоваться больше определенного. Думала, неудача со звуком из-за ограничения, но нет – у тебя в том зеркале наверняка амальгама с ненужными примесями.
Она сурово посмотрела, словно я виновата, что у меня неправильное зеркало. Тогда получается, вот это – правильное и оно не от Лоренцо?
– Это зеркальце от тебя? – разочарованно уточнила я и почти сразу вспомнила, что дедушка сказал: последним его до меня держал мужчина.
– Нет. Как бы я узнала твой адрес? – после короткой удивленной заминки ответила Камилла. – Просто совпало: нужное зеркальце, ты и отсутствие посторонних. Когда кто-то близко, магия не срабатывает. А в зеркала ты смотришься редко. Зря. Я столько раз напрасно заклинание отправляла, что и не сосчитать. Зато теперь попала в точку. – Она победно улыбнулась. – Я так рада, что ты нашлась.
– Спорный вопрос. Я не терялась.
Я никак не могла определиться в своем отношении к новоявленной сестре. Она то нравилась, то напротив – вызывала настороженность и неприятие. Не потому ли, что я подсознательно ожидала от нее, как от моего отражения, точного копирования моих движений, а получала нечто совершенно независимое?