Столько смеху было в этот вечер! А разговорам, воспоминаниям и конца не предвиделось. Да и мало разве вспомнить! Будто еще какую-то другую, новую и очень интересную жизнь прожили.
Лишь костровой был отчего-то сдержан. Он тоже смеялся и что-то отвечал, но думал в это время о другом. Все же пришла та минута, которой он страшился и которую так упорно пытался мысленно отдалить. Пора действовать. Вот он, котелок с чаем, у него за спиной. Специально сел поближе к нему. Полотенцем прикрыт. Что стоит чуть отвернуть полотенце и высыпать таблетки? Он и пакетик уже развязал. Чего же медлит? Никто на него не смотрит. В чае таблетки сразу растают. Да и как их заметить в густой заварке? Тем более, уже почти стемнело. Ну?.. Чего еще ждет? Ведь сейчас дядя Аркадий начнет разливать чай. Ну?.. Рука за спиной. Пальцы ощущают горячий бок котелка. Только высыпать. Ну!.. А высыпать почему-то не может. Не может!
Гринька резко встал. Почти вскочил. Отошел за палатку и, сам не понимая, что делает, швырнул в темноту скользкий пакетик. На лбу выступил обильный пот. Он обтер лоб рукавом и без сил, тяжело дыша, опустил руки.
— Гриша, — из-за палатки вышел встревоженный Аркадий Федорович, — что с тобой?
— Ничего, — глухо ответил Гринька.
— Не заболел? — командир потрогал его лоб. — А живот не болит? — И потрогал живот.
— Да ничего не болит, дядя Аркадий, — заставил себя улыбнуться Гринька.
— А, понимаю, чаю в обед много выпил… Ну, приходи. Ты и землянику что-то не ел совсем…
Гринька вернулся к костру и сел на место.
— Это твоя осталась. — Леночка придвинула к нему ягоды.
— Да куда же мне столько!
— Сколько и всем. Поровну. Я знаю… Хочешь, сахаром посыплю? Еще вкусней будет.
— Говоришь, вкусней будет? Тогда посыпь! — Легко, удивительно до чего же легко! — сказалось это. А земляника-то, и правда язык можно проглотить! Он съел ровно половину.
— А это твое!
— Я не буду, — сказала Леночка.
— Еще спорить станешь! Гляди, рот открою, ложкой кормить буду!
Затем пили чай с конфетами. А затем так темно стало, что если бы не чистого серебра половинка луны, повисшая над лугом, то можно было бы об этой темноте сказать: «хоть глаз выколи»…
Сна, конечно, не было. И не было той легкости, которая вдруг возникла у костра, когда ели с Леночкой землянику. Он весь обратился в слух. Где-то, видимо уже недалеко, Вавилон. Наверное, наблюдал откуда-то за ними. Ждал… Что же сейчас будет? Остановит ли него, что никакого условного знака не увидит? А если не обратит на это внимания и войдет в палатку?..
Какой там сон! Будто живой карп на сковородке, ворочается Гринька. И слушает… Чу! Будто что-то стукнуло…
Не в силах вынести это напряжение, он поднимается и, нашарив в темноте тапочки, проскальзывает в узкий разрез входа.
— Гриша, — слышит за собой негромкий голос Аркадия Федоровича, — ты куда? Живот?..
— Да, — чуть слышно отвечает Гринька. — Мне надо…
Так же бледно светит луна. Тихо. Никого. Но это лишь кажется, что никого. Он где-то здесь. Здесь… Ждет, когда крепче уснут. «Ах, — думает Гринька, — зачем, зачем я тогда бросил в ящик письмо? Зачем ничего не исправил в нем? Всегда так: делаю, что он велит. Сказал, чтобы сумку его спрятал. Я спрятал. А там дело с милицией было связано. Сказал, чтобы пустил квартиранта. Пустил. А уж он-то преступник, ясно. И письмо отправил. Да что я, как этот Славка-картежник? Тоже силы воли нет? Что скажут, то и делаю?.. Нет, нет, я же таблетки выбросил! Значит, есть воля. Есть! И пусть не пугает этим преступником, который жил у меня. Разве я знал, кто он такой? И не станет Вавилон говорить про меня в милиции. Врет все! Если скажет, то и самому не поздоровится… Почему же я раньше так не подумал? Зачем взял эти таблетки?..»
Гринька, не ощущая прохлады, стоял посреди луга, шагах в тридцати от палатки, белевшей смутным пятном, и, ведя этот трудный разговор с самим собой, в то же время чутко прислушивался к обманчивой, неверной тишине.
И услышал шаги. Они приближались. И скорей почувствовал, чем увидел, неясную человеческую фигуру. Человек подошел ближе, и в свете луны Гринька узнал Вавилона. Гринька не испугался, нет. Просто стоял, весь напрягшись, и ждал.