Выбрать главу

Валентина, скосив на сына зеленые глаза, спросила, улыбаясь:

— Чего смотришь? Соскучился по мне в своем походе?

— Валя, — сказал Гринька, — давай сфотографируемся вместе? Чтобы рядом сидели. Ни одной такой фотографии у нас нет.

— Это можно, — охотно отозвалась мать. — Розка у нас — заявление в загс подали — сфотографировалась со своим. Так вышли ладно. Шесть карточек — три рубля. Все расходы.

— Деньги у меня есть, — сказал Гринька. — Вот губа заживет, и пойдем. Ты прическу красивую сделай. Ну, оденешься… как там получше.

— Это уж я соображу, — засмеялась Валентина. — Не волнуйся! В полном виде предстану!

Сдали нервы

Вновь Аркадий Федорович вспомнил о Вавилоне, когда заглянул на свой родной «двухтысячный». Соскучился по металлу. Хороша матушка природа, дали речные, лес зеленый, а будто не хватает чего-то. Привычка. Столько лет возле металла, возле огня. И так потянуло взглянуть (хотя бы на часок) — как там на стане, какие новости?

Учетчица Шурочка увидела его, засветилась радостью:

— Аркадий Федорович, уже на смену?

И он обрадовался. Подмигнул:

— Четыре денечка еще. Законные. Пока отпускник… Ну, дела-то какие? Расскажите, Шурочка.

— Работаем, Аркадий Федорович. План даем. Еще и сверх: того немножко…

Но не дали поговорить. Один подошел — хлопнул по плечу, другой руку протянул. И начальник смены Нил Павлович, похоже, накрепко забыл о «некоторых трениях» со старшим вальцовщиком, руку пожал, справился о здоровье, как отдыхается.

Между прочим Аркадий Федорович сказал, улыбаясь (сейчас ему всем хотелось улыбаться):

— Своих орлов собираюсь привести на экскурсию. Пусть понюхают, как металл пахнет. Не прогонишь, Нил Павлович?

Начальник смены тоже ответил весело, в тон:

— Пополнению всегда рады. Да если еще твоей, Киселевской закваски!

Походил Аркадий Федорович по стану, подышал родным воздухом — и словно легче стало. Вот работают же парни (и как работают!), хлеб свой нелегкий честно зарабатывают, а тот ловчит, черт знает на какие выдумки пускается! Снотворные таблетки, письма…

Вернулся Аркадий Федорович домой, Костю и Гриньку увидел. Особой конструкции блесну какую-то из жести мастерит. С утра на рыбалку собираются. Посидел с ними Аркадий Федорович, совет дал. А потом посмотрел на часы.

— Гриша, потолковать с тобой хотел… Костя, ты извини, пойди на кухню, напильником пока опили здесь для устойчивости — центр тяжести вы неправильно рассчитали, а я с Гриней поговорю.

Костя удивленно усмехнулся, но спорить не стал, забрал блесну, трехгранный напильник и пошел на кухню.

— О чем поговорить, дядя Аркадий? — настороженно спросил Гринька.

— Ты можешь устроить мне свидание со своим Вавилоном? Как зовут-то его, кстати, по-настоящему?

— Владислав.

— Поглядеть на него хочу… Да ты не пугайся! — улыбнулся Аркадий Федорович. — Разделывать его не собираюсь. Про жизнь хочу поговорить. Что за человек? Как хлеб собирается добывать? Можешь свидание устроить?

Гринька понял, что никаких страшных и опасных намерений дядя Аркадий предпринимать не собирается.

— Сюда, что ли, его пригласить? — нерешительно спросил он.

— А может быть, лучше на нейтральной территории? Просто по улице пройтись или посидеть на лавочке.

— А когда?

— Такие вещи, наверно, откладывать не следует, — сказал Аркадий Федорович, вспомнив слова Ларисы Васильевны, когда-то приглашавшей его зайти в школу. — Время не позднее — начало шестого… Сходим сейчас? Постучи, вызови его…

От остановки автобуса до его прежней старой квартиры было минут пять ходу. «Как же он встретит меня? — подходя к знакомому двору, с беспокойством думал Гринька. — Предателем тогда назвал. А вдруг и разговаривать не станет, дверь захлопнет?.. Не захлопнет. Он осторожный. «Спокойной ночи» пожелал. Захочет же узнать, зачем я пришел… А может, и дома нет его?..»

Вавилон был дома. Лежал на тахте лицом вверх, пускал к потолку сизые струи дыма. Щелкал зажигалкой. Щелчок — огонек, щелчок — огонек… Все это обозначало крайне плохое настроение сына, и Алла Игнатьевна проходила мимо приоткрытой двери на цыпочках.

Услышав короткий звонок, Вавилон оставил в покое зажигалку и прислушался. Чей-то голос… В дверь просунулась голова матери в золотистых кудряшках.

— Волик, мальчик тебя спрашивает. Выйдешь?

— Какой еще мальчик?

— По-моему, он раньше жил здесь…