— Си-ма! Не нашел?
— Нету нигде! — донеслось из дальних кустов.
И снова Костю осенила мысль.
— Иди сюда! Есть веревка…
Действительно, чем не веревка гибкий прут тальника? А палку на удилище найти не трудно.
Через несколько минут орудие лова было изготовлено. Красотой оно не отличалось, однако для дела, по мнению изобретателя, вполне годилось.
Кривая палка, на которой был привязан прут с «крабом» на конце, оказалась мала. Чтобы достать до места, куда погрузилась сандалия, Косте пришлось чуть ли не по самые трусики заходить в воду.
Только тут он по-настоящему оценил Гринькин самоотверженный поступок. Надо же было решиться нырнуть в такой холодильник! И полминуты не прошло, как Костя выскочил на берег. Ноги чуть судорогой не свело. А что за эти секунды выловишь? Три раза всего и забросил. Ничего.
— Ты полезешь? — спросил Костя.
— Пустое дело, — сморщился Симка. — Ты вроде и ловил-то не на том месте. Надо в сторону метра на два.
— Да я же здесь вот сидел, — показал Костя на песок. Но все было перемято, затоптано. — А может, и правда, не здесь?
— Надо было отметку сделать, — наставительно сказал Симка.
— Вот и сделал бы, если такой догадливый!
— А зачем мне? Твоя сандалия.
— А тебе, значит, наплевать, если я босиком по городу пойду?
— Ничего не наплевать.
— Нет, наплевать! И что дома мне влетит — тебе наплевать! — Костя до того разнервничался, что, не глядя, снова побрел в воду. Он забрасывал «краба» наугад — и левей, и правей, и прямо перед собой. И был момент, когда сердце его радостно дрогнуло — он вдруг ощутил волнующую тяжесть на противоположном конце своей нехитрой снасти. Но радость — увы! — оказалась недолгой: с проволочного крючка свисала змеистая плеть черных прошлогодних водорослей.
И когда ноги совсем закоченели, за спиной у Кости раздался насмешливый голос Гриньки:
— Ловись, рыбка, большая и малая!
Костя выбросил снасть на берег.
— И правильно! — сказал Гринька. — Во, какие скороходы! Надевай и радуйся!
Умейка-мастер
— Гляньте-ка, вот обезьяны! — Гринька кивнул в сторону беседки, где шумной и цветастой стайкой сбились девчонки. Одна за другой они выбегали из кучки и, подпрыгнув, крутились вокруг штанги.
— Твой вид спорта осваивают, — сказал Симка.
— Ничего, получается! — одобрительно заметил Гринька. — А глянь, глянь, — толкнул он Костю, — Ленка твоя! Ловкачка! Два витка!
Костя и сам видел, как ловко прокрутилась на вытянутой руке его худенькая сестренка. И ему было приятно, что Гринька похвалил ее. Хоть и вредная бывает порой, настоящая заноза, а все-таки молодец, спортивная девчонка.
— Чемпионка швыревской карусели, — скромно, а на самом деле со скрытой гордостью сказал Костя. И добавил: — Звучит: «Карусель Швырева!» Смотришь, начнут крутить, крутить везде — и включат твою карусель в программу олимпийских игр.
— Ты уж скажешь! — довольно усмехнулся Гринька.
Так, обменявшись комплиментами, они и расстались у Костиного подъезда.
Костя был рад, что Ленка играет во дворе. Еще подходя к своей улице, он, как говорится, молил всех богов, чтобы сестра не оказалась дома. Неслышно войти в квартиру, скинуть черные Гринькины ботинки, успеть куда-нибудь спрятать их — все это незаметно сделать при Ленке почти невозможно. Когда кто-то приходит, она первая встречает: все нужно знать ей, все видеть. А бывает: еще и ключ из кармана не достанешь — она тут как тут, уже засекла, увидела в круглый глазок, врезанный в двери.
Матери Костя меньше опасался. На стук двери она не выбегает, в глазок не смотрит — занимается своим делом. И все же, тихонько вставив ключ в английский замок, Костя ощутил тревожный холодок: необычным был этот день — школу прогулял, обеих сандалий лишился. Когда Костя примерил Гринькины ботинки, то они пришлись ему как раз впору, и Гринька радостно закричал:
— И этот рыбам скормим! — И схватил оставшуюся в одиночестве сандалию. — Бросать?
— Бросай! — не дрогнув, разрешил Костя. — Пусть зубастая щука его слопает!
— А может, сам водяной будет разгуливать в твоей обувке!
— Пусть гуляет! — поддержал Костя. — Кидай!
И левая сандалия, плюхнувшись в воду, не спеша погрузилась где-то по соседству с утонувшей.