— Ничего страшного, вернемся на такси, — принял решение Сальников. — Ради такого случая можно раскошелиться, — и, по-свойски, улыбнулся Рае. — Раз мы на этой кошке сэкономили валюту, надо ее потратить на удовольствие. Все равно завтра улетаем домой.
Таким образом они очутились в маленьком открытом ресторане, и вот, что очень коротко рассказала Рая, пока ели нечто, похожее на люля-кебаб, запивая ароматным чаем.
— После отъезда папаши Олега на работу в Африку по его рекомендации я попала в услужение к старику-египтянину, мелкому служащему посольства. Старый развратник сделал меня своей наложницей — с ним и оказалась потом в Шарм-эль-Шейхе. После его смерти очутилась на улице, но, поскольку удалось скопить немного денег, открыла эту лавочку. Богатства она не приносит, но прожить можно.
— Неужели не тянет вернуться на родину? — жалостливо глядя на ее усталое, рано постаревшее лицо, спросила Наташа.
— Еще как! Но не могу даже съездить повидать родню, — печально ответила Рая. — На это у меня нет денег.
— Ну, а как относятся египтяне? Не обижают? — поинтересовался Виктор.
— По-разному, особенно, когда жила со стариком, — Рая немного взгрустнула. — Но я еще с ним хорошо научилась говорить и на их языке, и по-английски, а как стала хозяйкой лавки — зауважали. В последние годы наших здесь стало много, говорят они только по-русски, и местные часто ко мне обращаются, — в ее голосе прозвучали гордые нотки, — как к посреднику.
Рая допила свой чай и с грустью заключила:
— Я здесь привыкла и деваться мне некуда. Так что передайте от меня привет родине и... — в ее глазах снова зажглись огоньки, — Олегу. Я... тоже его... помню!
* * *
Заседание Совета директоров в кабинете главы концерна проходило нервно и длилось уже больше двух часов. Говорили, в основном, члены Совета, а Петр молча их слушал, откинувшись на спинку своего высокого кресла и изредка подавая краткие реплики. Проводил заседание — по его просьбе — Казаков; он и подвел итоги прений.
— Итак, все согласны, что финансовое положение концерна — критическое, — заключил он, протирая стекла своих сильных очков. — Наши кредиторы уже обратились в суд и, если срочно не сумеем с ними полюбовно договориться, погасив часть долгов, нас могут отстранить от руководства и ввести внешнее управление.
— Говорите прямо — нам грозит полное банкротство! — не сдержавшись, выкрикнул еще молодой, но очень тучный и совершенно лысый член Совета — директор американского филиала. — Всем известно: внешнее управление — это гроб с музыкой! Чиновники последнее разворуют и пустят нас по ветру!
— Скажите лучше, где возьмем для этого средства? — вторил ему другой член Совета — тощий и длинный старик с козлиной бородкой — крупный акционер концерна. — Ведь, как выяснилось, финансовых резервов у нас нет.
Казаков уже собирался им ответить, но тут тонким пронзительным голосом, в котором слышались нотки отчаяния, возопил член Совета, директор главного предприятия концерна, завода «Цветмет».
— А почему молчит наш президент? Три часа заседаем, а я так и не понял: смогу выплатить людям зарплату или нет!
Но Юсупов и на это не откликнулся, а Казаков всем объяснил:
— Поверьте, господа, мы не сидим сложа руки, а делаем все возможное и невозможное, чтобы вернуть украденные и срочно изыскать дополнительные финансовые средства. В общем, предпринимаем все меры, чтобы удержать концерн «на плаву»!
— Но почему молчит наш президент? Он, что же, в это не верит? — не унимался директор завода.
— Просто Петру Михайловичу пока нечего вам сказать, — объяснил Казаков. — Ведь знаете, он не привык бросать слова на ветер!
— А с чего вы взялись быть его толмачем? — нервно взвизгнул молодой толстяк. — Пусть сам скажет, если хочет, чтоб мы ему и впредь доверяли!
— Да, Петр Михайлович, нельзя отмалчиваться, когда решается судьба наших денег, — с упреком обратился к нему козлобородый старик. — Ведь не только вы, но и мы вложили в концерн все свои средства.
Его слова возымели действие. Словно очнувшись, Петр выпрямился в своем кресле, и в кабинете сразу наступила тишина.
— Мне и правда нечего вам сказать. Положение крайне тяжелое, — с горечью признал он. — На счетах у нас пусто, украденного быстро не вернешь, и хуже всего, что бедственное положение концерна всем уже известно, цена акций резко упала, а значит, и доверие к нему банков и наших кредиторов.
Он перевел дыхание и открыл горькую правду:
— Как ни бьюсь, что ни предлагаю в залог — никто не дает нам столько денег, чтобы мы могли выйти из критического положения.
— Так на какие шиши мы сможем полюбовно договориться с кредиторами — о чем нам сказал Казаков? — выкрикнул молодой толстяк. — Выходит, нам хана?
Петр неприязненно на него посмотрел, но сдержался и лишь отрицательно покачал головой:
— Положение тяжелое, но паниковать рано! Деньги для самых нетерпеливых кредиторов найдем и, думаю, пока не допустим рассмотрения их претензий в арбитражном суде.
— Но хотелось бы конкретней знать, на какие средства вы рассчитываете, — настойчиво потребовал бородатый старец, — чтобы заткнуть пасть заимодавцам и не останавливать производство?!
Желая получить ответ, он даже встал со своего места, но Петр не хотел посвящать акционеров в детали финансовых переговоров и устало ответил:
— Переговоры ведутся, но результатов пока нет: за кредиты запрашивают грабительские проценты. Могу вас заверить лишь в одном: я все отдам, чтобы не допустить банкротства, — он ободряюще взглянул на директора завода, — и люди получили свою зарплату.
Петр сделал паузу и твердо добавил:
— Если потребуется — продам свой контрольный пакет и сложу с себя все полномочия в пользу нового хозяина концерна!
Глава 11.
Падение
Поскольку они не разговаривали, Петр приходил домой поздно и спал в своем кабинете на диване, где Даша заранее стелила ему постель. И убирая там, она заметила то, чего раньше не было — батарею бутылок из-под виски и коньяка. «Неужели он стал пить, и так много? Этого еще не доставало! — расстроенно подумала она, собирая пустую посуду. — Но когда же? Ночью? У него что же, бессонница? Так и заболеть не долго!» Ей казалось, что причина этого ясна: он переживает их разлад — как и она, а может быть еще сильнее. Сердце Даши забило тревогу, и она решила действовать.
— Надо срочно сказать об этом родным Пети! — как бы приказывая себе, произнесла она вслух. — Только они могут научить меня, что делать и как воздействовать на него в сложившейся обстановке.
Сначала она хотела, первым делом, посоветоваться с Верой Петровной и Степаном Алексеевичем, ученым-педагогом, который относился к ней лучше всех, но резонно решив, что Петр, скорее, послушается матери, позвонила Светлане. Дома никто не подошел к телефону, и Даша дозвонилась до нее по мобильному в театр, когда свекровь готовилась к очередной репетиции.
— Не может быть! — ужаснулась Светлана, выслушав ее взволнованное сообщение. — Я немедленно с ним поговорю! Тут надо рубить с плеча! И вообще пора положить конец вашей размолвке. Но и ты крепко подумай! Петя ведь разумный и раз дошел до этого, значит, есть и твоя вина. Нельзя диктовать свою волю мужу, нужно быть уступчивей!
Она тут же позвонила сыну и, когда их соединили, тоном, не допускающим возражений, заявила:
— Знаю, что ты всегда занят, но отложи дела и приезжай ко мне в театр, или я сама сейчас возьму такси и явлюсь к тебе на работу!
В голосе матери была твердая решимость, и Петр предпочел с ней не спорить. Он даже не стал выяснять в чем дело, а просто ответил:
— Хорошо, не волнуйся! Ты в театре? Минут через сорок буду.