При ближайшем рассмотрении легко убедиться, что дело даже не в многобожии, а в ином, своеобразном построении индийского пантеона. Индийский пантеон принципиально не мог быть прародителем христианства, даже ближайшие ассоциации между этими религиями невозможны.
Огромное количество танцующих, поющих, постоянно меняющихся божеств, решающих неисчислимое количество проблем, вплоть до «течения времени» либо деления общества на сословия, совсем не стыкуются с мрачноватым иудейским монотеизмом, а Кришна, предстающий на алтарях в виде темнокожего (синекожего) прекрасного юноши, играющего на флейте, вряд ли может серьезно рассматриваться в качестве «прародителя» Христа. Совпадение сюжетов — необходимый атрибут развивающейся цивилизации. «Известно явление „бродячих сюжетов“ в мировом фольклоре, известно, как повторяются мифологические мотивы. Д. Фрезер в своей книге „Фольклор в Ветхом Завете“ привел огромное количество примеров того, как ветхозаветные повествования перекликаются с фольклорными и мифологическими сказаниями, распространенными у народов различных концов земного шара. Одних только легенд о потопе он насчитал около полутораста»[236]. Итак, фольклор.
Вторая идея — мистическая. Она сродни тем, которые приводят, например, сравнивая биографии Линкольна и Кеннеди. Вероятно, есть какая-то высшая закономерность в том, что жизненный путь основателей двух великих религий имеет общие черты, но нам вряд ли дано постигнуть первопричину этих аналогий. Гаутама Будда, родившийся в 563 г. до н. э., согласно буддийским текстам составивший известное пророчество, что в далеком будущем — через 500 лет у него должен появиться наследник — Майтрейя, которого иногда отождествляют с Христом, прожил очень интересную жизнь.
«Зачатие — тоже непорочное. Рождение происходит тоже в пещере, оно возвещается звездой, приводящей к божественному новорожденному трех волхвов или царей для поклонения. Есть и пастухи, голос с неба, небесное воинство. Правда, рождение Будды обставлено более шикарными и пышными легендами, чем рождение Христа: ликует вся природа, сам новорожденный разражается целой речью, в которой обещает уничтожить дьявола и его воинство, осчастливить все народы и т. д., цари и князья предлагают свои великолепные дворцы для проживания божественного младенца. В роли Симеона-богоприимца, фигурирующего в евангелиях, выступает старец Асита. В отличие, правда, от евангельского и брахманистского рассказов, царь Бимбасара, которому сообщают о рождении Будды, не соглашается подвергнуть его преследованиям, а, наоборот, становится его последователем. В дальнейшем у Будды все идет, как по евангелиям: приношение младенца в храм, история с тем, как мальчик в 12-летнем возрасте задержался в храме и был потерян родителями, пост и искушения в пустыне, крещение, весь образ жизни (безбрачие, бездомность). Доходит до деталей: например, любимый ученик у Будды именовался Анандой, у Иисуса — Иоанном, перекликаются и имена предателей — Иуда и Девада»[237].
Какое странное и мистическое впечатление производит эта жесткая схема, однако детальное ознакомление с буддизмом покрывает ее пеленой тумана и отодвигает дальше и дальше к горизонту. Флора и фауна буддизма надежно стерегут его от чужих взглядов. Дерево бодхи — под ним и только под ним возможно просветление — растет где-то очень далеко, за тридевять земель, наги (мифические змеи и драконы), охраняющие священные тексты и понимающие Будду, живут там же. Прошлое, рождение Шакьямуни (Гаутамы) в образе животных непонятны и, может быть, даже оскорбительны для иудея, а главное — Будда во всех своих проявлениях наделен приличным животиком, он типичный сибарит, совершенно не созданный для страданий. Не все так однозначно в этом сопоставлении…