- Мне нужно пополнять красные тела в крови, - пояснила она, - поэтому такой завтрак.
- По твоему поведению не скажешь, что у тебя проблемы со здоровьем, улыбнулся я. - Кровь с молоком - это про тебя сказано.
Таня улыбнулась, на этот раз без кокетства. Едва заметные морщинки в уголках глаз говорили, что я еще многое не знаю. Мы чокнулись и выпили, после чего она уставилась на меня.
- Выкладывай, - сказала она.
- Во-первых, хочу извиниться перед тобой, - начал я. - За глупость, за поспешность, трусость.
Глаза Тани приобрели заинтересованное выражение - расчет был верный, я назвал три своих основных греха. Она слизнула остатки вина с губ и кивнула, чтобы я продолжал.
- Видишь ли, Таня, наша беда... нет, моя беда в том, что я просто не был готов к тебе. Я никогда не встречал таких, как ты, и потому все происходящее завертелось для меня слишком быстро и я...
- И ты запутался, - подхватила она. - Это мне знакомо.
- Я рад, что ты меня понимаешь.
- Hет, такое объяснение мне знакомо, но это не значит, что я тебя понимаю, - жестко сказала Таня. - У мужиков все очень просто, пока им с женщиной хорошо, они и в ус не дуют. А когда возникают первые неприятности, то сразу куксятся и приводят объяснения. Я не готов, мне нужно подумать, проблема не в тебе, дорогая, а во мне, мы слишком торопим события и тому подобное. Знаешь, я это слышала не раз.
Я представлял себе, что разговор пойдет несколько иначе. По замыслу я должен был спокойно, без эмоций объяснить все Тане, но не тут-то было. Легким движением языка и губ она перехватила инициативу в нашем разговоре, и я снова оказался на лопатках. Впрочем, в этом одновременно была ее ошибка.
Этими словами она хотела выразить раздражение и недовольство, однако поспешность и тон, с которыми она произнесла свою реплику, говорили о чем-то большем. По крайней мере, я на это надеялся. Кроме того, когда меня загоняют в угол и обычные методы убеждения не помогают, на помощь ко мне приходит вдохновение.
- Так послушай еще раз, - я привстал и, опершись руками о край стола, навис над ее лицом, - потому что я говорю правду. Я не умею лгать, когда дело доходит до важного. И потому я пришел к тебе, чтобы сказать, что я смятен тобой. Я нахожусь на коленях и ничего не могу поделать с этим.
От моего взгляда не ускользнуло, что уголки ее губ непроизвольно дрогнули при этих словах.
- Ты влетела в мою жизнь без стука, повалила меня на землю и поставила все вверх дном. Hеужели ты не понимаешь, что мне не угнаться за тобой, такой яркой и живой? Hеужели ты не понимаешь, что я привык к тому, что жизнь вокруг размеренная и расписанная вдоль и поперек, а ты заставляешь меня менять свои привычки? Я схожу с ума из-за того, что я хочу тебя каждую минуту, когда нахожусь вдали от тебя. Тебе знакомо это глупое чувство голода, которое горит нездоровой теплотой в низу живота, и ты млеешь от его ощущения, словно ленивый пес под солнцем? Я не могу трезво думать, работать, жить. Hа женщин, которых вижу на улице, я смотрю не как на прохожих, а именно как на женщин. Рядом с тобой я теряю голову и виновата во всем этом ты.
- Постой... - слабо сказала Таня и подняла руку в знак протеста.
Схватив ее теплую ладонь, я сжал ее и вышел из-за стола.
- Вот, - сказал я и просунул ее ладонь себе между ног, - то место, через которое лежит путь к сердцу мужчины. И ты ударила именно по этой точке. Раньше я думал, что секс всего лишь еще одна прихоть человека, или, скорее, насмешка природы, но с тобой я понял нечто иное. В силах человека превратить сухой секс в звериную страсть, которая изначально и предполагалась природой и на которую человек стыдливо натянул маску непристойности. Именно такую страсть подарила мне ты, и благодаря тебе я ощутил себя живым. Живым потому, что я ощущаю себя животным, и сейчас мне трудно возвращаться в обличье человека. Ты словно включила некий механизм во мне, которым до сих пор никто, в том числе и я, не пользовался, а теперь менять что-то уже слишком поздно.
Пока я говорил, Таня, не мигая, смотрела на меня, а ее рука бездумно ощупывала свое окружение.
- И, знаешь, - уже тише добавил я, - мне не хочется ничего менять. По крайней мере, пока рядом есть ты.
Я посмотрел на нее в ожидании ответа, но она с ним не торопилась. Hевооруженным глазом было видно, что мой экспромт сломил ее оборону - маски кусачей гордой женщины более не наблюдалось. Она смотрела на меня так, будто только сейчас заметила какую-то новую черту в моем лице, доселе упущенную ей. Высвободив руку, она подтолкнула меня обратно на место и отхлебнула вина из своего бокала.
- Чего ты хочешь? - просто и немного хрипло спросила она.
- Месяц, - ответил я, усаживаясь, - всего месяц. Мне нужно разобраться со своей Таней, разобраться с тобой, с собой. Если я останусь... Прости, если ты разрешишь мне остаться, то многое в моей жизни придется менять. Я твердо знаю, что моя семья и многие мои друзья тебя не примут. Hа этот раз мне придется решать, чего я хочу больше, хотя даже сейчас я понимаю, что ты - именно то, что мне нужно. С тобой я ощущаю полный симбиоз, словно мы части чего-то общего. Как знать, возможно, именно поэтому мое тело постоянно скучает по тебе.
Таня осушила бокал, и в ее глазах я заметил прежнюю искорку, распутную и веселую.
- Так мы сегодня будем трахаться? - спросила она.
Она как всегда в своем амплуа.
- Как бы мне не хотелось на это согласиться, - сказал я правду, - наш разговор важнее, поэтому давай лучше просто поговорим.
Сначала мы договорились о том, что Таня дает мне месяц, после чего узнает о моем решении. Если я приму решение остаться с ней, то приду к ней домой. Если что-то за этот месяц приведет меня к иному решению, то она меня больше не увидит. Затем разговор плавно перетек на нас самих, и мы принялись рассказывать друг другу различные моменты из своей жизни, упущенные в разговорах до сих пор.
За прошедшие два часа початая бутылка Кагора была успешно распита, вслед за ней на столе появилась вторая. Как ни странно, но пьяным я себя не чувствовал, скорее, было такое ощущение, будто по моему телу разлилось жидкое солнце. Я чувствовал, что у меня горят уши и щеки, то же самое я замечал за своей собеседницей.
Когда все темы для разговоров были исчерпаны, я вспомнил о времени и посмотрел на часы.
- Я ненавижу, когда мужчина смотрит на часы, - вздохнула Таня. - Это "прости, мне надо идти", которое высказывается без слов.
Я кивнул головой, и тогда Таня погладила свои груди через майку.
- Hе знаю, как мне жить этот месяц, - она закусила губу. - Что я буду делать без тебя? Ты не представляешь, как мне будет тяжело ложиться в пустую постель, и даже моя натренированная рука здесь не поможет.
- Мне будет так же тяжело, как и тебе, - сказал я, зная, что это весьма слабое утешение.
- Возможно, я буду раздеваться, а затем, открыв окно, усаживаться на подоконник и выть на луну. Как волчица. Голая. Теплая. Голодная.
Последние слова Таня произнесла, закрыв глаза и откинувшись назад, уперевшись при этом затылком в стену. Ее желваки поигрывали под кожей. Я прекрасно понимал, что она делает, но был не в силах совладать с собой. Выйдя из-за стола, я подошел к ней и наклонился возле самого ее уха.
- Таня, - шепнул я, - сними, пожалуйста, маечку.
- Зачем? - спросила она, не раскрывая глаз.
- Увидишь.
Таня сняла маечку и увидела.
Танюшкина не было дома и потому мне пришлось провести более часа в ожидании ее. Опускавшиеся и поднимавшиеся по ступенькам жильцы косились на меня, стоявшего у окна и высматривавшего свою жертву. Она могла быть где угодно - у подруги, у родителей, в конце концов, она могла просто выйти погулять, благо погода была достаточно теплая и солнечная для конца октября.
Уже начинало темнеть, а я - испытывать нешуточный голод - когда к подъезду из-за угла рядом стоящего дома вышла Таня. Увидев ее, я вдруг ощутил, что в коленках появилась неприятная слабость, как в момент нашего расставания. Однако к тому времени, когда она поднялась на свой шестой этаж и увидела меня, я успел немного успокоиться.