Первого января пришёл к ней. Мы поднялись на второй этаж, вошли в комнату, которая была или мастерской или рабочим кабинетом. Кругом лежали выкройки, рисунки, ткани, бумаги — такой организованный беспорядок, какой бывает у творческих людей. Сели за круглый стол в углу. Она была спокойная и немного напряженная. Спросил, почему ушла из дворца. Она ответила. Достал деньги, сказал, что это оплата за труд Прорицательницы. Она отказалась, сказав, что давно не прорицает для Короля. Я посмотрел на неё: нет, не возьмет — и не стал настаивать. Она рассказала, что живет и работает здесь в «Магазине готового платья» и ни в чем не нуждается. Вот так! Главный мой козырь она выбила! Ей моё богатство ни к чему. Она самостоятельная и самодостаточная женщина. Мы поговорили ещё. Я просил разрешения видеться с ней, она согласилась встречаться здесь в магазине по субботам и я ушёл.
Я дорожил каждой субботой, когда мог видеть её. Получалось это не всегда. Мне приходилось много ездить по стране, встречаться с землевладельцами, горожанами, рассказывать им о новых порядках, объяснять, что такое Конституция. Со мной ездили один-два министра. Они знакомились со страной, которую фактически знали только по книжкам и по документам, с которыми работали. Для них было много нового. За бумагами они увидели живых людей, их радости и беды.
Я старался вернуться к субботе, чтобы пойти к ней. Каждую субботу я говорил себе, что сегодня скажу ей, как я её люблю и прошу стать моей женой. Но она была холодной и отстраненной и я не решался. Возвращаясь домой, ругал себя: «Ну, почему я такой дурак? Почему такой нерешительный? Откажет, буду добиваться год — два, сколько нужно, чтобы она стала моей». Разговаривать с ней было интересно. Она задавала правильные вопросы, иногда возражала, т. к. свое мнение у неё было всегда, улыбалась шуткам, но близости, которая была когда-то, я не чувствовал. Она говорила, что Дар её слаб, но я- то знал, что он растет. Её глаза по-прежнему были для меня раскрытой книгой, хотя я видел — она научилась скрывать свои чувства.
Приехал король Джафар. Король пригласил меня на встречу. Сначала Джафар набросился на меня, сказал, что я вел войну не «по правилам», что убил много его воев. Не на того напал, дружок, нас так просто не возмешь! Я ему сказал, что это он вел войну не «по правилам», напал без объявления войны, сжег мирное поселение, его войско вытоптало посевы, и замку нанесён ущерб не малый. Управляющий давно сообщил мне сведения о сумме ущерба. Я смело удвоил её и предъявил Джафару. Он сник и согласился выплатить компенсацию. Потом он просил, чтобы я пригласил для встречи с ним во дворец Эвелину. Он говорил, что будет просить у неё прощения, вручать дорогие дары и умолять поехать в их королевство на открытие памятника. «В нашем королевстве Эвелину почитают как богиню и героиню за то, что она предотвратила в нашей стране эпидемию, от которой умерло так много людей в других странах. Меня специально послали, что бы уговорить её приехать» — говорил он. Знаем мы ваше «приехать». Приедет Эвелина, её почествуют-почествуют, а потом запрут в какой-нибудь гарем или обитель, и никакая охрана не поможет. Но если Эвелина захочет поехать, то я поеду с ней, а у меня не забалуешь. С этими мыслями я поехал к ней. Эвелина категорически отказалась. Я вернулся во дворец, сообщил об отказе Эвелины. Король Джафар сказал, что сам поедет к ней и будет умолять о согласии.
Выезд короля — дело не быстрое. Пока собирали дары, пока запрягали лошадей, пока короля Джафара одевали соответственно случаю, прошло не менее трёх часов. Когда приехали в «Магазин», Эвелины там не было. Заплаканная Нинель сказала, что Эвелина уехала, а куда она не знает. «Если хотите — обыскивайте», — добавила она. Мы поднялись в комнату Эвелины. Я увидел на столе знакомый сундучок. В нем не оказалось папки с рисунками трав, коробочки с украшениями и красной тетради. Да, она действительно уехала. Я послал воев на почтовую станцию. Вернувшись они сказали, что девушка похожая на Эвелину была и села в дилижанс, а в какой — никто не знает. Хитрецы, ни за что не поверю, что они досконально не выведали на какой дилижанс она села, до какой станции купила билет, если только сами её в это дилижанс не подсаживали. Все они заодно! Но не пытать же их.
Приехали во дворец. Король ждал. Когда ему сообщили, что Эвелина уехала, у него опустились плечи, он тяжелой походкой подошел к столу, налил бокал вина, выпил, налил снова себе и ещё два бокала. Мы их взяли, выпили, сели вокруг стола, снова налили, выпили. Мы молчали. Каждый думал о своем, каждый думал о ней. А я подумал: «Вот сидим мы — три мужика, и все мы любим одну женщину. Король любит и боится даже себе в этом признаться. Она давала ему уверенность в себе, а без этого он — ничто. Он так любит и так боится, что оказался готов на предательство и даже убийство. Король Джафар, умный лис, уже в первый день понял, что это за личность, полюбил её, безоговорочно поверил, выполнил её рекомендации и спас страну. Ради своей любви он пошел на войну, ради своей любви он готов был унижаться сегодня». Ещё я подумал, что если бы она захотела, то смогла бы стать Королевой или в нашем Королевстве, или в королевстве Джафара. Если бы она была нашей Королевой, то изменения, которые мы сейчас проводим в стране, делались бы намного проще. У нас бы была Королева, действительно достойная этого звания. Её бы полюбили, простой народ во всяком случае, а Придворные… На то они и Придворные, чтобы задницы лизать. Впрочем, и двор бы без сомнения изменился. В королевстве Джафара её бы превозносили как героиню, спасшую страну от оспы и тоже любили. Её невозможно не любить!
Я её очень сильно люблю, я не представляю своей жизни без неё. «А на что я готов ради своей любви?» Я не нашёл ответа. Хотелось встать, послать всех по известным адресам и бросится её искать, перетрясти за грудки всех кучеров дилижансов, всех начальников почтовых контор, всех владельцев постоялых дворов. Но у меня Долг. И я встал, и пошёл в свой кабинет, и открыл очередную папку с очередными документами, и начал работать — завтра собрание Кабинета Министров, будем решать, как собирать налоги. К этому собранию нужно серьезно готовиться. Как в эту минуту я проклинал своего отца! Проклинал за то, что с малых лет он внушил мне, что главное для мужчины — это Долг, Долг перед страной, Долг перед семьей, Долг перед самим собой. У меня это в крови и я не могу иначе.
Где мне искать тебя, Эвелина?
(Король так и не женился и не оставил наследника. После его смерти ритуальная каменная чаша не приняла кровь ни одного из претендентов на престол. Наша страна стала Республикой. — Примечание составителя)
Тетрадь Эвелины. Куда глаза глядят
Дорой Учитель, май ещё не кончился, а я снова бездомная и снова еду «куда глаза глядят».
После того, как я ушла от Нинель, я села в дилижанс, который отправлялся на север. Я подумала, что это судьба, и я смогу навестить маму. Я знала, что она больна, но ещё жива. Вышла в городке, что ближе всего был к нашей деревне, сходила к мастерице, покрасила волосы. Теперь они стали каштановыми с рыжеватой прядью впереди. Получилось забавно. Подумалось, а не сделать ли это модой и в новом журнале написать об этом. Я знала, что меня будут искать, а седая прядь в черных волосах у молодой девушки — это как печать на лбу. Чем позже они меня найдут, тем лучше. Слабо надеюсь, что совсем обо мне позабудут.
Переночевала в городе на постоялом дворе. Утром отправилась в деревню. Она была довольно далеко, но по пути встретился мужчина на повозке и предложил подвезти. Завязался обычный в таких случаях разговор. Он спросил, кто я и куда еду. Я ответила. «Плохи дела у твоей матушки, девушка» — сказал он.
Мама и правда была плоха. Она уже не вставала с постели. Я села возле неё, взяла за руку. Она заговорила тихим голосом: «Я ждала тебя. Я знала, что ты приедешь. Я ведь тоже ясновидящая, но вот смогла утаиться, а тебя не уберегла. Я и в твоё будущее заглянула. У тебя будет всё хорошо. Будет большой дом, хороший муж, дети». Помолчала немного и добавила: «Теперь и умирать не страшно. Пора». Она всё время смотрела на меня, так и умерла с открытыми глазами, и я своими руками прикрыла их. Бедная моя мамочка, как я виновата перед тобой. Почему я не приехала раньше? Понятно — я не могла этого сделать. Но, наверное, чувство вины перед умершими близкими присуще человеку.