Да тут ещё мужики одолели. Дом стоял на окраине, и они облюбовали место у забора моего дома для посиделок. Поставили скамейки. Соберутся по вечерам, начинают дымить свой вонючий самосад и гоготать, чтобы, значит, мое внимание привлечь. Я запиралась, не выходила. Наконец, я появлялась и начинала ругаться. Я — девушка из госпиталя и в моем словарном запасе не только медицинские термины. Они удивлялись, откуда я — городская девушка — такие слова знаю, но, похоже, это их только веселило. Кое-кто пытался руки распускать, но я недаром провела прошлое лето в гарнизоне, показала им несколько приемчиков рукопашного боя, из них кое-какие запрещенные… Приставать перестали, но посиделки продолжались и это ужасно раздражало.
Кумушки повадились меня сватать своим братьям, племянникам (см. выше). Те приходили принаряженные, приосанившиеся, ходили гоголем, смотрели свысока — вот, мол, я какой. Я смотрела и сравнивала. Мне было с кем сравнивать. Я вспоминала ЧЧ. Все они против ЧЧ, как 1 против 100 или даже 1000.
В какой-то момент я поняла, что долгой моя жизнь здесь не будет — они меня выживут. Поэтому не очень удивилась, когда в одно прекрасное утро к моему дому подошла толпа. Впереди старостиха с травницей, за ними женщины и мужики. Так они и стали перед домом: впереди старостиха и травница, за ними женщины, среди которых я заметила тех, кто приходил ко мне за лекарствами, позади — мужики, среди тех тоже были любители посиделок.
Кричала старостиха, ей вторила травница (ещё бы, я у неё доход отняла), женщины стояли и кивали, мужики молчали. Старостиха орала, что я такой хороший дом почти за даром купила, чуть ли не бесплатно отняла (если бы я этот дом не обиходила, он так бы и сгнил), что я лекарства продаю, на беде народной наживаюсь (зачем же она сама ко мне приходила, а не шла к своей травнице), что я мужиков у них увожу (кого же интересно я увела и от кого, сам староста на меня маслеными глазками поглядывает, приревновала что-ли), что я колдовка, раз у меня корова хорошо доится, всё растет хорошо и птицы ко мне слетаются и спать мешают (кто ж спит в деревне в такое время? только лентяи).
Последнее — правда. Да, у меня и корова самая удойная в деревне, и все растет хорошо. Не только потому, что я много работаю, но и потому, что у меня Дар. Здесь на свежем воздухе он окреп и приобрел новую силу. И вас я насквозь вижу, вижу вашу серую, бессмысленную и беспросветную жизнь, такой она будет у вас и в будущем, такой она будет и у ваших детей. Мне вас жалко. Я знаю, вы здесь потому, что завидуете. Завидуете тому, что я молода и, кажется, красива, что я хорошо одета, хорошо образована, что я независима и самостоятельна, что у меня нет мужа, который постоянно ругается, а то и поколачивает, нет свекрови, которая изводит каждый день, нет выводка сопливых детей, которые то болеют, то падают, то ещё что-нибудь с ними случается. Понимала я и старостиху. Прежде она «первой дамой» в деревне была, все её слушались, и её слово — было закон. Появилась я и всё изменилось. Я стала её соперницей, хотя и не помышляла об этом. Я стояла и молчала, а они распалялись ещё больше. Глупые, они не знают, что по сравнению со злостью и завистью Придворных дам, их ругань — божественное пение…
Наконец я сказала, что уезжаю, что кто хочет купить дом и корову, пусть приходят после обеда, повернулась и ушла в дом.
После обеда пришли покупатели. Дом хотели купить несколько человек, организовалось что-то вроде торгов. Я продала дом по высокой цене, с лихвой окупив все издержки по его ремонту. Когда продавала корову, то решила не гнаться за ценой, а отдать её в хорошие руки. Продала женщине, которая мне показалась добрее других. Малька смотрела на меня большими черными глазами и не понимала, что происходит. Я обняла её, пошептала на ухо ласковые слова, погладила по голове и отдала веревку, за которую она была привязана, покупательнице. Урожай с огорода я отдала одной бедной многодетной семье. Они прибежали, быстро всё выкопали, даже яблоки собрали. Новую посуду, бельё и прочее я отнесла мастерице, которая шила для меня. Она сшила по моему заказу и фасону летнее платье, пару блузок и юбку — я же отправилась в моё «путешествие» в начале мая. Она была добра ко мне, семья у неё была тоже большая — отчего ж не порадовать. Отправилась собираться. Когда складывала одежду и рисунки в саквояж, а мази, настойки и сушеные травы в полотняных мешочках в корзину, видела, что люди и большие, и маленькие облепили мои окна, наблюдая, что я делаю. Всю клумбу вытоптали, поганцы!
Я уезжала, меня никто не провожал, только из всех окон смотрели вслед.
Я решила съездить в обитель, навестить Г-жу Женевьеву, а дальше — видно будет. Г-жа Женевьева встретила меня очень приветливо, накормила обедом, точнее ранним ужином. Мы долго сидели и разговаривали, вспоминали разные случаи из жизни в приюте. Она не спрашивала о моей жизни в столице: «Я всё знаю, детка. Я же тоже ясновидящая, хоть и не с таким сильным Даром как у тебя». Мы вспомнили Вас, Учитель. Она сказала, что Вы умерли прошлым летом не от коросы, а от старости, сказав, что пришла Ваша пора. Мы погрустили. Я ещё раз убедилась Вашей сильной воле, которой всегда так восхищалась. Я бы тоже хотела умереть в старости не от болезни, а тогда, когда я захочу. Я ночевала в обители. Утром, когда мы прощались, Г-жа Женевьева подала мне конверт, сказала, что это от Вас.
Тетрадь Эвелины. Учительница
Дорогой Учитель, как я Вам благодарна! Наконец-то моя жизнь приобрела смысл и, я надеюсь, покой и уверенность.
Конверт я раскрыла, когда сидела на почтовой станции и ждала дилижанса. Там было Ваше письмо. В нем Вы писали, что если я читаю это письмо, то Вас нет в живых, но и моя самая сложная полоса в жизни заканчивается. Что Вы передаёте мне свой дом и хотите, чтобы я стала учительницей. В конверте также лежал завещание на передачу мне Вашего дома в городе Берге, которое я должна предъявить в Магистрате г. Берга.
Я поменяла билет и поехала в г. Берг. В Магистрате мне очень обрадовались и сказали, что давно меня ждут: «Старый Учитель сказал, что Вы приедете, а Вас так долго не было!». Потом мне сказали, что Кабинет Министров велел всем выдать специальный документ «Удостоверение личности». Они вводят его для того, чтобы знать, сколько человек и где проживает в стране. Дорогой ЧЧ, я знаю — это Вы придумали, и не только для того, чтобы считать население, а чтобы найти меня. Моя настоящая фамилия Блекход, но я сказала, что меня зовут Эвелина Мюллер, мне 22 года и жить я буду здесь в г. Берг. Я специально выбрала такую фамилию, которая очень распространена в нашей стране, да и два года прибавила, чтобы меня было труднее найти. Мне выписали «Удостоверение личности» и назначили Учителем в начальную школу.
С Мэром Магистрата мы пошли к Вашему дому. Он такой большой, старинный с колоннами на фасаде. Мэр проводил по дому. На первом этаже — прихожая с вешалками для верхней одежды, большой класс, зал, библиотека, кухня, туалет и кладовые. На втором этаже — кабинет, Ваша спальня, гостиная, столовая, ещё две спальни, ванна и туалет. Он сказал, что теперь это всё моё, и я могу располагаться, а через несколько дней начнется учебный год. Ещё он сказал, что Вы оставили мне небольшое наследство в виде денег, и я могу забрать их в банке. Мэр ушёл, я осталась одна.
Было уже поздно, и я легла спать. Вашу спальню я занимать не стала. Устроилась в маленькой светлой спаленке, выходящей на солнечную сторону, как я люблю. Утром проснулась, вышла в сад, совершила свой обычный ритуал. Ко мне прилетели птицы и запели. Сад маленький, как и все приусадебные садики в городах, немного запущенный. Ничего справимся.
Пошла в дом. У дверей увидела молодую женщину с маленькой корзинкой. «Меня направили к Вам работать. Я принесла Вам завтрак» — сказала она. После завтрака мы принялись за работу: мыли, чистили, вытряхивали, стирали — обычное дело. Наш дом заблестел сияющими окнами, чистыми занавесками. Сразу видно — в этом доме живут. Внутри тоже было всё чисто, только немного обветшало. Оно и понятно, долгое время здесь жил пожилой человек. Порадовала библиотека, она большая и в ней много новых книг.