— Господи, какие же они наивные! — в сердцах воскликнул царь. — Да нельзя народ освободить больше, чем он сам себя чувствует свободным изнутри!
— Истину глаголят ваши уста, государь! — вставила своё веское слово домоправительница. — Крепостные, они ж, как дети малые, сами не знают, в чём их счастье. Третьего дня посватался к моей дворовой девке Агафье купец второй гильдии. Человек уже немолодой, но весьма состоятельный. Хороший выкуп за неё давал. А она, дура, ни в какую! Мол, люблю Ваську-конюха, и никакое мне богатство не нужно.
— Ну это вы уж чересчур. Сердцу ведь не прикажешь, — вскользь заметил Александр Павлович.
Настасья ещё хотела сказать что-то, на её взгляд, важное, но граф перебил её.
— Прикажете арестовать заговорщиков, Ваше Величество? — вернул он разговор в русло большой политики.
— Ни в коем случае, Алексей Андреевич! — воспротивился царь. — Разве мы с вами в их возрасте не жаждали перемен? Это же возрастное. Оно пройдёт. Правильно говорят англичане: кто в двадцать лет не был романтиком — у того нет сердца, а кто в сорок не стал консерватором — у того нет ума. Глядишь, сами образумятся. Только следите за ними и не давайте натворить глупостей. Если же мы их сейчас всех арестуем, то придётся, чтоб другим неповадно было, их примерно наказать. А вот этого я как раз и не хочу. Ибо не мне подобает карать! Лучше расскажите, как продвигается административная реформа. Как там дела у Балашова с его округом?
Аракчеев привык к неожиданным перескокам государевой мысли с одной темы на другую.
— Похоже, надолго завяз наш бравый генерал в центральных губерниях. В своих донесениях жалуется на воровство в городах и грабежи на дорогах, на безграничную власть помещиков и на неповиновение им крестьян, на произвол местных чиновников и волокиту в судах. Умоляет усилить местное управление просвещёнными чиновниками из Санкт-Петербурга.
— Где ж я ему найду таковых! Да если б у меня было хотя бы полсотни таких людей, то я, не мешкая ни минуты, заменил бы всех губернаторов, и все проблемы с управлением решились бы сами собой! Мы для чего собрались объединять губернии в округа, не от хорошей же жизни, а оттого, что толковых людей днём с огнём не сыщешь. Ну, 8—10 просвещённых сановников, по одному на округ, может быть, и найдём, а больше — ни-ни. Передайте Балашову, пусть сам, как хочет, выкручивается, ищет надёжных людей на местах. А что с военными поселениями?
— Со скрипом, но дело продвигается. Это очень перспективное начинание, государь. Соединить в одном лице землепашца и воина. Если нам удастся на окраинах империи повсеместно организовать такие поселения, считай, безопасность границ гарантирована.
Вдруг в сенях раздался какой-то шум. Кто-то вначале громко выругался, потом завопил благим матом.
— Пойди, узнай, что случилось, — послала хозяйка горничную.
Девка вскоре вернулась, вся испуганная, и стала что-то быстро шептать на ухо госпоже.
— Что-то серьёзное? — поинтересовался государь.
— Нет, Ваше Величество, не извольте беспокоиться! Это наши дворовые дела. Девка Агафья, про которую я вам давеча рассказывала, взяла сдуру да повесилась в амбаре. Теперь вот жених её бузит, грозится меня жизни лишить. Но ничего, я на этого смутьяна управу-то найду! — заявила любовница второго человека российского государства.
— И что Вы будете делать с этим конюхом Васькой, граф? — спросил царь Аракчеева, когда они после обеда остались на веранде одни и любовались закатом. — Отдадите в солдаты?
«Серый кардинал» затянулся дымом из трубки, выпустил изо рта колечко и ответил:
— Посмотрю на его поведение. Пускай пока посидит в сарае и перебесится. Знаете, Ваше Величество, русский мужик насколько вспыльчив, настолько и отходчив. Найдёт себе другую девку. А конюх он хороший. Жалко такого отпускать.
— А я, граф, за эти дни всякого уже передумал. Со смертью Софьи оборвалась последняя нить, связывавшая меня с жизнью. Нет, физически я здоров и во многом чувствую себя гораздо лучше, чем десять лет назад, но ржа разъедает меня изнутри.
При этих словах государь показал на грудь, туда, где сердце.
— Ведь мне сейчас столько же лет, сколько было моему батюшке, когда он погиб. Похоже, что и срок моего царствования тоже подходит к концу…
— Побойтесь Бога, государь!
— Не перебивай меня, граф, а то вообще не скажу, что я надумал за эти дни, пока оплакивал Софи. Не волнуйся, руки на себя не наложу. Я же христианин. Речь пойдёт о другом…