— Мне трудно что-либо обещать, — ответил Бэзил. — Могу только надеяться, что убийца будет арестован и суд пойдет вам навстречу.
Тони тяжело вздохнул.
— Амос Коттл — человек без прошлого. Мы не имеем ни малейшего представления, кто он и откуда.
— Неужели это возможно?
— Чтобы все объяснить, я должен вернуться в тысяча девятьсот пятьдесят второй год. Мэг, будьте добры, расскажите, как вы открыли Амоса.
— Все очень просто. — Голос Мэг звучал необычно тонко. — До войны Гас работал на радио. Когда война закончилась, он решил основать агентство. Мы жили тогда в ужасном районе, и Гас снимал угол в конторе преуспевающего приятеля. Заодно он подрабатывал на радио как внештатный сотрудник. Гас понимал, что надо спешить, пока телевидение не вышло на широкую дорогу, ведь он не был уверен, что сумеет на него переключиться и конкурировать с теми авторами, которые начали работать, когда он еще служил в морской пехоте. Агентство было нашей единственной надеждой, но у Гаса не хватало времени читать рукописи, тем более что почти все они были чудовищны. Это были сочинения любителей типа Пуси или профессионалов, выгнанных из всех издательств. Пока Гас сочинял пьесы, я, уложив малышей и вымыв посуду, принималась за дело.
Однажды ночью, когда Гас спал, я еще сидела за работой и вдруг среди ужасной дряни нашла старую папку. На обложке я прочитала: «Поле боя. Амос Коттл». Я еще подумала, какое забавное имя для писателя! Все же я решила ее полистать. Нет, не всю. Страниц пятьдесят, чтобы утром Гас мог со спокойной совестью отправить ее обратно. Не обязательно съедать яйцо до конца, чтобы понять, тухлое оно или нет…
Но получилось иначе. Я просидела до утра, вчитываясь в каждое слово. Я позабыла про усталость и про то, что ровно в шесть проснется Полли. Я забыла о том, что мы почти разорены и у нас нет уже сил бороться. Когда я дочитала последнюю страницу, запел жаворонок. По крайней мере, я думаю, это был жаворонок. Тогда я поглядела в окно и увидела такое чистое небо, какого никогда не видела. И жаворонок, и небо, казалось, говорили мне, что я права. Это было одно из тех мгновений, когда уже то, что ты живешь, доставляет радость. Такое редко бывает после тридцати лет.
Вот… Я поняла, что Амос написал необычную книгу. С тех пор наша жизнь изменилась.
Гас продолжил ее рассказ:
— За завтраком Мэг мне все рассказала. Страниц пятьдесят мне удалось прочитать в поезде, но на меня они не произвели такого впечатления, как на нее, хотя я понял, что это первая стоящая рукопись, попавшая к нам в руки. Она была длинновата, поэтому я сразу решил, что ее надо сократить страниц на сто. Кроме того, мне не понравилось заглавие.
Я написал автору довольно сдержанное письмо, сообщил, что покажу его роман издателям. Мне было понятно, что говорить о необходимости сокращения преждевременно. Начинающий автор пойдет на это, только если его поманить контрактом с издателем.
Дальше наступила очередь Тони.
— Гас привез мне рукопись через два дня после того, как ее прочитала Мэг, потому что я работал редактором у Саттона. Он еще был жив. С Гасом и Мэг мы знакомы с незапамятных времен, но в их затею с агентством я не верил. У них не было денег, чтобы выжить и закрепиться в деловом мире.
— Ни гроша, — вставил Гас.
— До этого, — продолжал Тони, — он мне как-то приносил сборник рассказов, но их можно было печатать только как пародии. Я отдал рукопись одной из наших девиц, которую натаскивал на «первого читателя», экой элегантной девице, дочери одной богатой приятельницы Филиппы с Уолл-стрит. Ее отзыв был достаточно прохладным. Она училась на курсах английской литературы и относилась ко всем без исключения рукописям одинаково: исправляла грамматические ошибки и вымарывала любое необычное слово. Поручая ей рукопись, я сильно рисковал.
— Так Андре Жид отверг рукопись Пруста, — задумчиво проговорил Лептон. — У кого он тогда работал? У Галлимара?
— К несчастью, — продолжал Тони, — эта девица была намного образованнее нашей публики, для которой мы работаем, и мне приходилось внимательно читать ее отзывы. Первую книгу Амоса она оценила на «читабельно», но ее так и подмывало вычеркнуть все «чертовски», уменьшить количество «я бы» и «он бы» и заменить «лезть на рожон» — на «подвергать себя опасности». Ее преподаватели могли гордиться своей ученицей, но какой пехотинец говорит на ее безукоризненном языке? Кроме того, рядом с каждым неприличным словом она ставила знак вопроса.
Если она писала «читабельно», я всегда просматривал рукопись сам. Вечером я захватил ее домой, но Фил устроила вечеринку, потом нашлись какие-то дела, и я вспомнил о ней только через три недели. Мне позвонил Гас, и так как я чувствовал себя виноватым перед старым другом, то в тот же вечер сел ее читать. Я еще подумал, что бы сказать Гасу, если рукопись мне не понравится.