— У каждого мозга свой предел… Доктор Виллинг, мне любопытно было бы узнать, что все-таки случилось с Кьюэллом? Знаете, это похоже на попытку сложить две половинки сломанной монеты. Подходит ли моя часть монеты к вашей?
— Представьте себе, что Алан Кьюэлл был найден следующим утром на Вестчестерском шоссе с пробитой головой и в состоянии полной амнезии.
— Вестчестерское? Что он там делал?
— В то время в Стрэдфилде была клиника для алкоголиков… Кьюэлл мог слышать о ней. Может, он направлялся туда?
— Ночью? Пешком?
— Он мог идти от станции. В такой дождь, вероятно, такси поймать было трудно.
— А рана на голове?
— Есть свидетельства, что его сбила машина.
— И это стало причиной амнезии?
— До сегодняшнего дня я был уверен в этом. Но как объяснить его поспешное бегство от мисс Линтон? Нет, думаю, амнезия наступила сразу после того, как он пошел искать такси. Правда, мы знаем только то, что рассказывала мисс Линтон, но вдруг она о чем-то умолчала?
— Что случилось с Кьюэллом потом?
— В клинике он вылечился от алкоголизма, правда, память у него не восстановилась, но ему удалось стать знаменитым писателем, Амосом Коттлом, которого отравили в прошлое воскресенье.
Хансен, сохранявший до сих пор невозмутимость, вздрогнул от удивления.
— Мне кажется, вы на ложном пути, доктор Виллинг.
— Почему?
— Такой человек, как Кьюэлл, пустой внутри, не может писать книги. Я не психиатр и могу ошибаться, но…
— Ну что ж, это легко проверить, — сказал Бэзил и достал фотографию Амоса.
Хансен судорожно вздохнул.
— Прошу прощения, доктор Виллинг… Это Алан Кьюэлл. Никаких сомнений… — Он прикрыл пальцем бороду. — Да. Это его брови, глаза, нос.
— Вы ни разу не видели его по телевизору?
— Я ненавижу телевизор.
— Может, ваши коллеги видели?
— Врачи довольно занятые люди… как вы знаете. Если это дневная программа…
— Она шла в четверг днем.
— Именно поэтому никто из нас ее не видел.
— А сестры? И та девушка, компаньонка Гризель Кьюэлл?
— Деловые женщины не смотрят телевизор днем. Вот дети, домашние хозяйки…
— Мне бы хотелось поговорить с сестрой, которая последней видела Алана Кьюэлла. Вы сказали, ее зовут мисс Линтон?
Хансон прищурился.
— К сожалению, мисс Линтон у нас больше не работает. Когда началась война в Корее, она уехала туда. Сейчас она в Японии.
Разговор закончился, но Бэзил ушел из клиники с неприятным чувством, что узнал меньше, чем рассчитывал. Это был лишь скелет истории Алана Кьюэлла. Чего же не хватает, чтобы он обрел плоть?
Вернувшись в контору, он позвонил своему приятелю Ламберту из отдела экспертиз.
— Ты, кажется, когда-то работал в «Лернер-мемориал»?
— Да, было дело.
— Ты знал там врача по имени Алан Кьюэлл?
— Нет. Я уволился до его прихода, но слышал о нем. Это он исчез шесть лет назад?
— Да. Ты хорошо знаешь доктора Хансена?
— Кто же не знает Присси!
— А теперь скажи, поставил бы он меня в известность о чем-нибудь совершенно законном, но бросающем тень на клинику?
— Ну конечно же нет. А ты сам как бы поступил?
Бэзил рассмеялся. Скептицизм Ламберта всегда был отрезвляюще откровенным.
У Алисии Армитаж все было совсем не так, как в «Лернер-мемориал». Ничего монастырского. Здесь торговали роскошью, поклонялись ей. Здесь, с радостью позабыв обо всем, тоже исповедовали веру — языческую, без аскетизма и схимы.
Здесь верили, что загадочный бог по имени Наука в образе симпатичного молодого человека в белом халате может любую женщину сделать молодой, очаровательной и желанной независимо от возраста, внешности или характера, только порадуйте его, намазав себе лицо бараньим жиром, волосы, губы, веки и ногти — краской, сбросив лишний вес и потратив кучу денег на платье.
Здесь в благоуханных, мягко освещенных, серебристых с бирюзой апартаментах с бархатистыми коврами на полах были диетические и витаминные бары, кабинки парикмахеров, маникюрш, массажисток, турецкие ванны и магазин, где продавали одежду и косметику. Здесь могли что угодно сделать с вашими волосами, покрасить их в любой цвет, могли лишить вас вашего лица и возродить его с помощью маски, придать телу формы пластиковых манекенов, выставленных в витринах магазинов, и в конце концов оставить вам примерно столько же индивидуальности.
Служители были одеты во все белое, а высшая жрица подчеркивала свою исключительность церемониальным одеянием из черного крепа с тремя нитями жемчуга. Ее волосы отливали искусственной медью, лицо было белым, новомодное поклонение культу солнца, а ногти и губы — цвета свежей крови. Она служила витриной для своих товаров. Небольшие шрамы на висках объясняли отсутствие морщин, но карие глаза, глядевшие из-под черных и жестких от туши ресниц, излучали живость и ум, и еще надежность.