Солнце уже час как взошло в небе над Месопотамией, когда его первые лучи коснулись берегов Нила. Долины Тигра и Евфрата и Нила разделяет восемь тысяч миль пустыни, и лишь очень редко новости о событиях в одной долине доходят до жителей другой быстрее, чем за пять-шесть месяцев. Крестьяне, идущие на поля Месопотамии, ничего не знают о приходе к власти Аменемхета и почти ничего о жизни, обычаях и истории Египта. У них собственная жизнь и свои традиции.
Они, как и египтяне, являются потомками древних земледельцев. Более четырех тысяч лет назад кочевые племена охотников, жившие у подножий холмов к востоку от долины, начали сжигать траву и сеять зерно. Они строили небольшие деревни в северной части долины. Это были далеко не первые земледельцы на земле. Эта честь, насколько известно сегодня, принадлежит населению Иерихона, древнего города на берегу реки Иордан, севернее Мертвого моря. Эти люди уже в 6800 г. до н. э. жили в окруженном стенами городе и занимались земледелием. Вскоре после этого умение сеять зерно и приручать скот достигло севера Ирака. Но прошло довольно много времени, прежде чем поселенцы начали осушать болота нижней части долины, где Евфрат и Тигр сближаются друг с другом и образуют единую речную систему.
Эти дни ранних поселений уже давно забыты, и нам, вероятно, следует воздержаться от усложнения нашего повествования упоминанием о забытых событиях. Как и египтянин, житель Месопотамии твердо знал, что посевной сезон и сезон сбора урожая существовали с начала времен.
Но сельское хозяйство в Месопотамии существенно отличалось от египетского. Также отмечалась большая разница между сельским хозяйством на юге и на севере Месопотамии. На севере, в районе нефтяных месторождений Мосул и Киркук, первые земледельцы строили деревни. Это страна обширных нагорий и крутых склонов, с холодной зимой и сухим жарким летом. Это район зимних дождей. Здесь имелись обширные пастбища, а на обрабатываемых землях выращивали ячмень и эммер [5], которым хватало естественной влаги для того, чтобы вырасти и созреть. Сеять можно было в любое время, главное – убрать урожай до начала иссушающего летнего зноя. Можно было собирать два урожая в год.
На юге, начиная от местности, расположенной севернее Багдада, до болот, которые сейчас, как и тогда, тянутся до самого Персидского залива, ситуация внешне напоминала египетскую. Уровень воды в Тигре и Евфрате поднимается и опускается – этот процесс связан с таянием снегов в горах Турции и Персии, и обе реки, особенно Евфрат, при подъеме несут очень много важного для плодородия почвы ила. Тигр и Евфрат поднимаются на максимальную высоту на два месяца раньше, чем Нил, – в июне и июле, – и тогда, если им ничто не препятствует, затопляют обширные пространства, так же как Нил. Но Нил течет по узкой долине, и крестьянин 2000 г. до н. э. мог наблюдать за его разливом с чувством глубокого удовлетворения, твердо зная, что через два месяца река вернется в прежнее русло и останется только вода в построенной им запруде, предназначенная для его собственных нужд. Крестьянин совершенно плоской долины Тигра и Евфрата относился к наводнению как к катастрофе. Если ничего не предпринимать, вода заливала землю на много месяцев и никогда полностью не возвращалась в русло. Евфрат течет в русле, проложенном в его же иловых отложениях, которые нередко поднимаются выше, чем окружающая местность. Обе реки вполне могли после наводнения выбрать для себя новое русло, совершенно отличное от прежнего, а смена русла вела к затоплению возделанных земель или, наоборот, к засухе на высоких участках, причем вода для орошения «удалялась» на многие мили.
Насущной проблемой для первых поселенцев юга стало укрощение рек-близнецов, также следовало укротить и Нил. И они были укрощены. Гигантские земляные дамбы укрепили берега великих рек, от них были прорыты каналы. Эти каналы выполняли тройную функцию. В период подъема воды они отводили опасную воду. Когда же уровень воды начинал снижаться, шлюзовые ворота закрывались и вода оставалась в каналах для использования в сухое время года. И наконец, по каналам вода поступала в засушливые районы, не подвергавшиеся естественному затоплению. Страх перед неуправляемой водой и умение ее использовать глубоко укоренились в умах обитателей юга Месопотамии, как и в умах современных голландцев. Любимая тема их сказаний – мифическая борьба между богом Энлилем и водяным чудовищем Тиаматом, в которой Энлиль одерживает верх и подчиняет монстра своей воле. И каждый ребенок знает о Великом потопе, который затопил всю землю, и только Зиусудре удалось спастись самому, спасти свою семью и домашний скот в ковчеге, который ему посоветовали построить боги. В представлении жителей юга Месопотамии потоп – не мифическая история, а реальное историческое событие далекого прошлого. Археологи действительно нашли следы катастрофического наводнения, происшедшего на полторы-две тысячи лет раньше, чем описываемый нами период.
Крестьяне, в первое утро второго тысячелетия до н. э. бредущие на свои поля вдоль каналов Южной Месопотамии, несколько отличаются от жителей какой-либо другой страны. Обитатель Месопотамии – прежде всего житель своего города. И это естественно. Он обрабатывает высокоплодородную аллювиальную почву, землю, которая, по его же собственным «налоговым декларациям» (у нас они есть), дает урожай, в тридцать три раза превышающий затраты на посевное зерно. Но, чтобы обрабатывать ее регулярно и качественно, ему необходима дорогая и сложная система водоснабжения. И еще ему нужны инструменты. Возможно, где-то в другом месте инструменты можно сделать прямо на месте – из дерева и камня. Но в аллювиальных почвах Нижней Месопотамии камней нет, да и с твердой древесиной там проблемы. С самого начала жители этого региона были вынуждены производить не только то, что необходимо для пропитания, но и некий излишек, который можно было бы обменять на требуемое оборудование – мотыги, серпы, лопаты, молотки. Это потребовало на самом раннем этапе создания центральной власти, которая могла организовать строительство каналов в достаточно широких масштабах и устроить продажу излишков сельхозпродукции в регионах за пределами аллювиальной зоны и покупку там недостающего сырья. В результате появились города-государства, состоящие из городского центра торговли, производства и администрирования, который поддерживал и сам поддерживался окружающим его районом, где находились возделываемые земли и крестьянские деревни. Город-государство – независимая или полунезависимая политическая единица.
В результате крестьянин не являлся типичным обитателем Месопотамии, как это было в Египте. В городах-государствах было очень много ремесленников и коммерсантов.
С самого начала города-государства были тесно взаимосвязанными административными единицами. Причем управление велось в таких формах, которые современный наблюдатель назвал бы коммунистическими. Следует соблюдать большую осторожность, применяя современную терминологию к жизни наших далеких предков, а параллель здесь, естественно, не вполне корректна, хотя и достаточно близка, чтобы прийти на ум.
Средствами производства в государстве владел бог этого государства, а управлял – правитель, одновременно являвшийся главным жрецом соответствующего бога. Группа жрецов составляла орган управления. Жители государства не владели ничем, кроме дома, движимого имущества и инструментов для своего ремесла. Земля – собственность храма, и крестьяне отдавали фиксированную часть урожая храму или даже были его наемными рабочими. Ремесла, такие как ткачество, пивоварение, металлообработка, плотницкое дело, камнеобработка и ювелирное дело, развивались в храмовых мастерских, рабочие которых получали фиксированную плату. Церковь организовывала торговые караваны и складывала в амбарах и хранилищах излишки товаров – ячменя и шерсти, кунжутного масла и фиников. Она платила зарплату ячменем многим наемным рабочим. Губернатор отвечал за оборону государства, имел небольшую регулярную армию и мог, если потребуется, призвать народное ополчение. Губернаторство обычно переходило от отца к сыну.