Расхохотался. Такое мрачное имя совершенно не шло этому юному и несчастному созданию.
- Я – настоящий злодей! – возмутился барсук. - Я уже две с чем-то сотни людей надул!
- Да ну! Небось, преувеличиваешь!
Оборотень оскорбился и ушёл, сколько я ни извинялся и не звал его обратно. Ну, что я мог с собой поделать? Уж очень странно смотрелся зверь по имени Злодей! Даже если он и в правду стольких людей обманул. Впрочем, это барсук, а те – жуткие обманщики. И уступят в хитрости и вредности одним только лисам. Однако он назвал меня другом. Хотя от подаренного удзигами дня уже мало чего осталось, у меня появился первый друг. Если Акутоо не соврал. Ну, у меня хотя бы есть маленькая надежда на появление приятеля. Это лучше, чем ничего не иметь.
У реки полюбовался на заходящее солнце – это и в правду оказалось восхитительное зрелище, особенно, когда видишь его в первый и последний раз. В сумерках устало побрёл к деревне.
Деревянные дома, их угловатые узкие крыши, напомнили мне верующих, молитвенно сложивших ладони. Дополняло сходство то, что крыши домов были развёрнуты в одну сторону: скаты крыш – на восток и запад, фасады – на север и юг. Помню, так сделали, чтобы подставить зимним ветрам меньшую часть крыши. Однако сейчас дома похожи на группу прихожан перед синтоистским храмом. Потемневшая солома, тёмные силуэты домов придавали деревне мрачноватый вид. А может, во всём был виноват страх перед встречей с матерью? Отец ругается, когда злится, может побить, а потом будет добр и заботлив, как и прежде. А мама будет долго въедаться в душу своими острыми словами, затем долгое время будет меня высмеивать, пристыживать, обижать. Уж лучше б побила и забыла.
В деревне происходило непривычное для этого времени оживление: крестьяне, их жёны, дети стекались куда-то за околицу. Каждый глава семьи нёс в руках чашку, доверху заполненную рисом. Мой брат стоял около дома и с завистью провожал взглядом уходящих.
- Что там, Такэру?
- Приехал какой-то человек из Эдо, - брат поморщился. - Сказал, что практикуется в рассказывании страшных историй. Что расскажет их, как в Эдо, всего за одну чашку риса с семьи. Они там соберутся на пригорке, за деревней. Он зажжёт сто свечей, своих собственных. И, досказав каждую историю, будет тушить по одной свече. Потом они будут сидеть до утра в кромешной темноте. Тому, кто досидит, отдаст весь рис, что у него есть – рассказчик уже два мешка в других местах насобирал – и тот, что получит с нашей деревни. И всем захотелось поучаствовать в этом, так как три мешка риса вместо одной чашки – это замечательно, ну и есть возможность насладиться тем же самым развлечением, как и в Эдо. Может, сам сёгун так же кайданы слушает!
- А если смельчаков будет несколько?
- Разделит весь рис на них, - Такэру шумно вздохнул. - Но этот человек сказал, что очень редко кто-то остаётся до конца. Вот только мы туда не пойдём: отец не хочет тратить рис, - мрачный взгляд на меня. – У нас слишком мало сильных мужчин, так что каждая мерка риса дорога. А всё из-за тебя, Юки! Ты почти ничего не делаешь, но жрёшь исправно!
- Мальчики, хватит ругаться! – отозвался отец изнутри дома. - Идите-ка лучше спать!
- Нет, я этого мерзавца в дом не пущу! – возмутилась мама. - Богохульствовал, мне не помог, бросил выстиранное бельё в грязь. Ещё и со вчерашнего дня где-то шлялся. Вот пусть он там и спит, голодный! И чтоб без моего разрешения в дом заходить не смел!
Уныло втянул голову в плечи, тяжело вздохнул и медленно опустился на холодную землю. Такэру довольно осклабился: ему нравилось надо мной издеваться и наблюдать, как это делают другие. Брат никак не мог простить, что сам делает основную часть моей работы, а почётное место старшего сына и будущего наследника остаётся за мной. И даже при том, что наследовать-то в общем-то было нечего.
Такэру ушёл в дом, я свернулся у стенки калачиком, подложил руку под голову. Потом поднял взгляд к небу. И впервые увидел звёзды. Много звёзд… они рассыпались по чёрному бездонному небу, как искры от очага сыплются в темноте комнаты. Всё-таки, это очень счастливый день. Даже если чудо исчезнет до утра – и мне не удастся посмотреть на рассвет.
Мой добрый отец, чтобы меня утешить, принялся сам рассказывать историю. Поскольку стены в доме были тонкими, да и он или Аса-тян нарочно слегка раздвинули сёдзи – мне был хорошо слышен голос рассказчика, резкий, громкий и такой родной. Значит, праздник продолжается.