- Я сын своего отца.
- Человек, значит, - мрачно произнёс ронин. - А вид у тебя как у недавнего покойника, обратившегося в призрака.
Неужели, настолько избит и так сильно побледнел?!
Он молчал, и я ничего не говорил. Потом осмелился ненадолго поднять взгляд, но не на его лицо, а на выбритый затылок и бело-серый пук волос.
- Кто это тебя так отделал? – спокойно спросил мужчина.
Робко признался:
- Сосед, - глянул на его лицо, на сошедшиеся белые брови, и торопливо добавил: - Только я это заслужил.
- Чем же?
Потупился, тихо ответил:
- Я отпустил его добычу.
- Людям, значит, пакостить нравится? – строго уточнил самурай.
Мой голос задрожал:
- Просто пожалел зверя. Может, его в ловушку поймали, а потом избили до полусмерти.
- И чего ж тут неправильного? – недоумённо уточнил воин. - Люди с давних времён охотятся на зверей, да и некоторые из них – на нас.
- По-моему, не подобает сильным обижать более слабых.
- А рыбу, ты, значит, не ешь? – язвительно осведомился незнакомец.
- Ем, - почувствовал, что краснею. - Когда удаётся. Это несправедливо с моей стороны, но…
Мужчина громко расхохотался.
- А ты где живёшь, юнец? – поинтересовался он уже дружелюбно.
- В деревне Каваносин.
- Далеко она находится?
Я так долго обдумывал, куда же забрёл и как теперь добираться до дома, что воин не выдержал и насмешливо уточнил:
- Малец, а ты сам, случаем, не заблудился ли?
С огромным усилием вспомнил, где же нахожусь. И твёрдо указал рукой на северо-запад. Глаз не поднимал.
- Тогда проводи-ка меня туда, - твёрдо сказал незнакомец.
И я молча направился к деревне. Он шёл слева от меня. Спустя некоторое время самурай, наблюдающий за мной, моей хромотой и понурой спиной, предложил меня пронести.
- А то ещё загнёшься, не доведя меня до места, - проворчал он.
Отчего-то само собой моя спина выпрямилась, а плечи расправились. Обернулся к нему и тихо сказал:
- Господин, в моём жалком состоянии виноват я сам. С моей стороны будет верхом бесстыдства просить вас тащить меня.
Мужчина удивлённо остановился и заметил:
- А я думал, что ты согласишься. Ты ж едва идёшь. Того и гляди – упадёшь бездыханный.
Опустив голову, робко возразил:
- Если упаду, значит, поделом мне. За мои ошибки полагается отвечать мне самому.
- А если цена твоих ошибок – смерть? – он нахмурился.
Ох, я ж перечу воину!
Ронин долго молчал. Я дерзнул ненадолго взглянуть на него: седовласый мужчина пристально смотрел на меня.
- Готов ответить своей смертью?
Задрожав, кивнул.
- Врёшь, - голос его стал ледяным. - Такой сопляк как ты может быть смелым только тогда, когда его жизни ничего не угрожает. И зверя ты выпустил не только из жалости. Просто у тебя добрый и любящий отец, и ты ждал, что он вступится за тебя. Или же отплатит за твои мучения потом, когда узнает.
Вулкан отчаяния, боли и горечи, зреющий в моей душе едва ли не с самого рождения под гнётом принижения, презрения, насмешек и материнской досады, вдруг прорвался лавой злых, жгучих и громких слов:
- По-вашему, я не смогу решительно принять смерть, если заслужу её? Только то, что я – болезненный, слабый, измученный мальчишка – это уже означает, что от меня не может быть пользы, и на смелость хоть раз в жизни я не способен?!
- А ещё ты несдержан и невежлив, - недовольно припечатал воин. - Жалкий крестьянский мальчишка, ты посмел поднять на меня голос! - и он выхватил длинный меч.
Сегодняшние несчастья подтолкнули меня к опасной и дерзкой выходке. Нет, это просто плотину моей сдержанности прорвало.