… а на диванную полку она купит слонов и поставит их в ряд, начиная с самого маленького, потому что маленькие — это будущее, а будущее должно быть впереди. Слонов она тоже купит по объявлению, у какой-нибудь тихой старушки, и заплатит вдвое больше, чем та попросит. И пусть у одного слона будет отколот хобот, а один — четвертый из семи, вообще пропал «уж лет сорок как!», она все равно их купит, и они тоже станут — реликвия, традиция, история…
Двери двух квартир распахнулись одновременно и из них, как из вражеских амбразур, убийственными взглядами на размечтавшуюся Катерину смотрели: с одной стороны муж, с другой соседи.
— Безобразие! — громко возмутилась соседка и негодующе посмотрела на Пашу.
— Вот именно! — поддакнул сосед.
— Катя, немедленно иди домой, — прошипел муж, одновременно одаривая соседей самой обаятельной из своих улыбок, но те на улыбку не реагировали.
— Еще одна такая выходка, — начальственно кивнул в сторону дивана и Екатерины сосед, — и вы здесь жить не будете, с моими связями я это устрою, уж не сомневайтесь.
Сказав это, мужчина скрылся за тяжелой дверью, а Пашка застонал от досады — замышленный совместный с соседями бизнес рухнул на глазах, не успев начаться.
«А может быть, с покупки этого дивана и начался разлад в нашей с Пашкой жизни? — часто потом думала Катерина. — Старый диван, повидавший на своем веку многое, посмотрел на меня, на мужа, да и разделил нас своей прямой полированной спинкой как забором, по одну сторону которого оказался муж, а по другую — она?».
Хотя при чем здесь диван? Тем более, муж после того, как отреставрированный диван занял свое место на их огромной кухне, находился на нем больше, чем сама Катерина. Напротив дивана, на стене, висела плазма, и муж сибаритствовал, с удовольствием потягивая под телевизионное бормотание чай или пиво, составляя бесчисленные чашки и кружки на диванную полочку — слонов Катя так и не купила. На диване он засыпал, если являлся домой под утро и не хотел будить жену. На диване он работал, печатая что-то в ноутбуке, болтал по телефону, словом, облюбовал диван как домашний кот, который сначала принимает все новое в штыки, а потом и не сгонишь.
Так что диван ни при чем. Причина, почему их маленькая ячейка общества так и не стала настоящей семьей, по мнению Екатерины очень проста — у них не было детей. А какая это семья — без детей? А ведь ребенка они очень хотели! Врачи разводили руками: причин, объясняющих отсутствие потомства, не находилось ни одной: и Катерина, и Пашка молоды, здоровы, без вредных привычек, отягощенного анамнеза и сомнительных родственников. Люська говорила, что они просто не подходят друг другу, такое бывает, и, по-доброму, им нужно или смириться, или расходиться.
Но как им разойтись, если блаженная Катька, отдавшая мужу все свои деньги, останется ни с чем, тут же вопрошала Люська и закатывала глаза. Оставить все Пашке? Ни за что!
Но как им разойтись, вторила подруге Екатерина, если они вместе столько лет и у них любовь. «И, может, будет еще ребеночек», — заканчивала она все подобные разговоры и робко улыбалась.
«Ну-ну», — неизменно отвечала циничная Люська.
***
Муж все еще ждал Екатерининой реакции на угрозы «тебе ничего не достанется!», но та молчала. Ее длинные пальцы с короткими аккуратными ногтями рассеянно скользили по дивану, и муж вдруг бухнулся перед ней на колени, схватил холодную узкую ладонь, зажав в своих широких и всегда горячих руках:
— Ну вот куда ты собралась, объясни? — почти с просительными интонациями начал он. — Куда? Зачем? А я? А как же я? Я как без тебя буду? Как я буду жить, ты об этом подумала? Как я буду жить один? Я же не смогу. Я ведь даже не знаю, как стиралка работает!
Последнее предложение прозвучало почти гордо — вот, мол, какой я неприспособленный, нежный, как можно меня оставить?
— Научишься, — услышав про машинку, Катерина словно очнулась, — там все просто и по-русски написано.
Муж покраснел и вскочил на ноги, в нем снова закипела злость, и, как все, кто чувствует себя виноватым — а он чувствовал себя виноватым, — начал нападать на жену:
— Ну и дура! Пошла вон! Куда ты пойдешь? Говори, кто он? Кто?
— Перестань, — устало сказала Катерина и пошла в прихожую обуваться. — И ничего мне от тебя не надо, правда.
И улыбнулась.
— А ты ничего и не получишь! — Пашка орал и брызгал слюной. — А диван твой я выброшу! Вот прямо сейчас пойду и выброшу! Рухлядь! Чокнутая!