Так сказал он и, не простившись, ушел от царя. Зайдя к императрице Феофано, он объявил ей: «Хочу, чтобы ты знала, чадо мое, что близок день твоего ухода к богу, и нужно тебе пройти трудные испытания, однако сколько ты испытаешь, столько тебе и воздается. Наступил для тебя час подвига и испытания, и, если ты хочешь сподобиться вечной жизни, радостно и достойно перенеси выпавшее тебе на долю, не будь слабой, не падай духом — и святой господь будет тебе опорой. Итак, чадо мое, будь здорова: здесь ты никогда уже меня не увидишь». А Феофано, заплакав при этих словах, сказала:
«Разве ты опять хочешь затвориться в келье и стать недоступным?» У склонного к уединению отца был такой обычай: он на три или четыре месяца, а иногда и на целый год затворялся в келье, и хотя дверь оставалась открытой, он никогда не выходил, пребывая там, пока не истекал установленный срок. Боясь этого, она и просила, чтобы он так не делал. «Ты ведь знаешь, отче, — сказала она, — что нет у меня никого, кроме твоей святости, на кого бы я могла обратить свои взоры, кому бы я раскрыла печаль сердца и от кого получила бы утешение».
Сказав обычные свои слова, Евфимий удалился из дворца. А император, ожесточенный смелыми речами отца, не послал ему обычных подарков, какие отправлял постоянно; постепенно из-за клеветы Заутцы он переменил отношение к Евфимию и лишил его своего расположения.
Немного спустя скончался блаженнейший патриарх Степан, бывший первосвященником в течение семи лет[129]. Тогда-то Заутца с неслыханным рвением принялся хлопотать, чтобы был избран патриархом близкий ему человек. Ведь он боялся, как бы император не поставил во главе церкви любезного себе Евфимия. Заутца пылал против Евфимия таким гневом, что даже актеров, по обычаю выходивших к императорской трапезе, побуждал говорить против него. Первый актер, по имени Титливакий, не поддался дурному совету, хотя Заутца и посулил ему многое. Другой же, негодяй, звавшийся Лампудием, сказал: «Я такое устрою, что даже имя его всем людям покажется ненавистным и противным». Тогда Заутца ответил ему: «Посмотрю, Лампудий, как ты послужишь мне».
Когда подали на стол, Лампудий стал изрыгать по злобе своего сердца такие подлые поношения на безупречного отца нашего, что сидевшие вместе с императором покраснели, сам же царь в гневе вытолкал Лампудия и прогнал. После окончания трапезы явился Лампудий просить обещанную награду, Заутца же дал ему, как второму Иуде, 30 сребреников, а с ними он нашел подобие иудиной петли — позорную смерть. Выходя со своими друзьями из дворца через Слоновые ворота, где основана часовня св. мученика Афиногена,[130] внезапно он в судорогах упал на землю и тут же у дворца отдал душу, умерев жалкой и ужасной смертью — от кровавого поноса. Всем стало ясно, что вздорная клевета, возведенная на отца, была причиной гибели Лампудия.
Наступил ноябрь, и почтеннейшая императрица Феофано заболела во Влахернском монастыре богоматери; призвав туда отца Евфимия, она рассказала ему все о себе, так что заплакал этот исполненный сочувствия старец и ответил ей: «О почтенная госпожа и владычица моя Феофано, это последние прощальные слова: никогда больше в этой жизни ты не увидишь моего ничтожества. Но если, как я надеюсь, твой голос будет услышан в небесах, вспомни и обо мне»[131]. Почтенная императрица вынула из своего ларца и передала ему священные сосуды, сделанные из яшмы, и покровы к ним, на которых она золотом вышила имя отца. Вместе с этим передала она как приношение покрывало, которым в церкви облекала голову и плечи. Впоследствии император потребовал эти священные сосуды и, дивно украсив их, вновь отослал отцу.
10 ноября почтенная императрица, покинув земной мир, ушла в небесный, к господу[132]. Немного спустя скончался и Феодор Гуцуниат, муж Зои, дочери Заутцы[133]; был слух, что именно она виновна в смерти августы и своего супруга.
129
Он умер 17 или 18 мая 893 г. (V. Grumel,
130
Возможно, что Слоновые ворота связывали Большой дворец с ипподромом (R. Janin,
132
И по другим источникам мы знаем о разладе между Львом и Феофано. "Житие Феофано" (Ed. Kurtz,
На невозможность принять датировку В. Грюмеля справедливо указал уже греческий историк Г. Колиас [О. Т. Kolias. Λογοι και χρονος εκ δοσευς της Νεαρας 109 лео-гто; Λεοντος G του Σοφου (Επετηρις Εταιπειας Βυζαντινων Επουδων, т:. 23, 1953), δελ 334], однако из этого заключения он сделал ошибочный вывод, вернувшись к датировке К. де Боора.
133
Хронисты сообщают о смерти Феодора Гуцуниата в начале рассказа о правлении Льва (Theoph. Cont., p. 852, 9), до смерти Феофано. Продолжатель Феофана рассказывает (ibid., р. 359, 17—20), что Заутца предлагал руку своей дочери крупнейшему византийскому полководцу Никифору Фоке Старшему, который отказался от предложения, боясь рассердить императора. Оскорбленный Заутца добился смещения Никифора Фоки с поста доместика схол — он был заменен Львом Катакалоном (Катакилом, гл. 2, прим. 18). Это событие, разумеется, могло быть лишь после смерти Гуцуниата, однако оно было невозможным не только после смерти Феофано, но и в то время, когда царица жила во Влахернском монастыре, А. Грегуар