Господствующий класс Византийской империи состоял из двух основных групп: первая отстаивала интересы византийской знати, сплотившейся вокруг императорского престола (назовем ее условно чиновничеством); вторая выражала требования провинциальной феодальной знати и близкой к ней церковной аристократии; к последней принадлежали такие политические деятели конца IX и начала Х в., как упоминаемые в хронике Фотий, Николай Мистик, Лев Хиросфакт.
Попытаемся выяснить, к которой из этих двух групп примыкал анонимный историк.
В начале своего сочинения он назвал те социальные слои, для которых Евфимий был защитником и утешителем. К «отцу», рассказывает он, стекались толпы обиженных Львом VI и особенно его фаворитом Заутцей спальников (китонитов), членов синклита и слуг императора (стр. 422).
Но если Евфимий и его историк сочувственно относятся к столичной знати, то их отношение к провинциальной феодальной аристократии более сдержанное.
Представителя провинциальных феодалов Андроника Дуку Евфимий прямо называет изменником: «Он с каменным сердцем отверг благие призывы и предался ассириянам, оставив по себе у христиан недобрую славу» (стр. 36 12). О его сыне Константине он отзывается не так резко, но все же без всякого сочувствия, хотя Константин был прямым противником злейшего врага Евфимия — Николая Мистика.
Автор хроники проявляет верноподданнические чувства к императорской власти, что особенно ясно видно из слов Евфимия, обращенных к императору Льву: «Мне ничего не хочется, кроме того, чтобы ты управлял подданными в духе справедливости и благочестия» (стр. 3 2б). Притом из контекста ясно, что справедливость императора должна распространяться не на бедноту и «бродяг», а лишь на членов синклита и вельмож, оскорбленных и обиженных временщиком Заутцей.
Несмотря на многочисленные столкновения между Евфимием и императором Львом, Евфимий и его сторонники относились к императору вполне лояльно. Это особенно отчетливо проявилось в спорах о четвертом браке, когда Евфимий в отличие от патриарха Николая открыто выступил в защиту Льва VI.
«Псамафийская хроника» в основном благожелательно рассказывает о Льве, подробно повествуя, например, о строительстве Псамафийского монастыря по указанию императора, о ночном посещении императором Евфимия в этом монастыре и т. д. Анонимный автор подчеркивает скромность и простоту Льва, его уважение к Евфимию. Если Лев и совершал грешные поступки, то, по мнению автора хроники, виновниками этого были его дурные советчики, подобные Стилиану Заутце когда же Лев внимал советам Евфимия, он творил одно лишь добро. В отличие от автора «Псамафийской хроники» и Николай Мистик и его учитель Фотий — эти идеологи феодальной знати и высшего духовенства — очень сдержанно относились к императорской власти и стремились ограничить ее в пользу церкви[4].
Автор хроники с несомненной симпатией относится к патриарху Игнатию (стр. 72, 30), тогда как Фотий не пользуется сочувствием анонимного историка. Правда, прямых выпадов против Фотия в хронике нет. Он был низложен по воле врага Евфимия — Стилиана Заутцы, и это обстоятельство в какой-то мере примиряло с ним анонимного историка, тем более что время фотианских споров было уже далеко в прошлом. Зато к ученику Фотия патриарху Николаю Мистику автор хроники относится с нескрываемой враждебностью.
В тоне автора чувствуется презрение не только к бедноте, но и к торгово-ремесленным кругам Константинополя. Он, как и его герой, выступает на стороне высшего константинопольского чиновничества, защищая интересы членов синклита. Его отношение к провинциальной знати настороженное, если не оказать враждебное. Хотя резко выраженной антипатии к Фотию в хронике нет, автор гораздо ближе к Игнатию, чем к его просвещенному противнику. Эти политические взгляды отражаются и на мировоззрении анонимного автора, остающегося на почве традиционного церковно-богословского мышления.
Идеологи провинциальной феодальной знати, опираясь на языческие античные традиции, подвергали сомнению некоторые принципы церковно-богословского учения, которые были необходимы прежде всего для идейного оправдания императорского деспотизма. Фотий и его сторонники ставили, хотя и робко, вопрос о свободе разума и критике авторитета[5]. В отличие от них автор «Псамафийской хроники» утверждает, что авторитет выше разума и что тот, кто опирается на собственный разум, близорук и слеп.
4
Николай Мистик утверждал, что епископы выше царей. «Епископы, — писал он в послании болгарскому царю Симеону, — хотя и грешны, все же не имеют в вашем лице судей, но сами являются вашими судьями, коль скоро вы принадлежите к христовой пастве» (Migne, PG, t. CXI, col. 81 А). По словам Николая, император должен был подчиняться законам; следовало повиноваться только тем приказаниям императора, которые справедливы (например, бороться с врагом, заботиться о безопасности своего народа и т. д.). «Но если император, — продолжает Николай Мистик, — по наущению диавола прикажет что-либо противное закону господнему, ему не следует повиноваться [Ibid., col. 200 sq. В. Сокольский, О
5
См. об этом подробно: А. П. Каждан,