— Нику Жакару?!
— Совершенно верно.
— Вы уже второй раз упоминаете, как Эндерсон говорил, будто с ним может что-то произойти. Не знаете, что именно?
— Понятия не имею. Это походило на составление завещания. Он велел распорядиться его деньгами в случае, если…
— Но почему Жакару?
— Из всех людей, — добавила Рима. Ее глаза были печальными.
Холдерфилд пожал плечами:
— Я не спрашивал его, и он не объяснял. Просто сказал, что в конверт вложены инструкции Жакару, как поступить с деньгами. Мне самому показался странным его выбор, но я уже говорил, что был занят, поэтому положил конверт в сейф, и Эндерсон ушел. — Адвокат снова воспользовался носовым платком. — Ну, пальто и шляпа Эндерсона на скале Малютки Пруди, в то время как сам он исчез, определенно служили признаком того, что с Эндерсоном «что-то произошло», поэтому я известил Ника Жакара, он зашел ко мне в офис, и я вручил ему конверт. У меня имеется расписка Жакара, — быстро добавил Холдерфилд, — так что все в ажуре, как говорят местные деревенщины.
— Могу я взять эту расписку?
— Не хочу казаться невежливым, мистер Квин, но она — единственное доказательство того, что я отдал Жакару конверт.
— В таком случае могу я взглянуть на нее?
— Расписка в сейфе, а я с минуты на минуту жду клиента…
— Допустим, — кивнул Эллери. — Однако все не настолько «в ажуре», как вы стараетесь меня убедить, Холдерфилд. Прежде всего, в тот момент, когда вы услышали о смерти Эндерсона…
— Исчезновении, — быстро поправил адвокат.
— …вы должны были отнести расписку Дейкину и рассказать ему обо всем.
— Не совсем, — возразил Холдерфилд. — Деньги касаются моего клиента и могли вовлечь его в неприятности. А долг перед клиентом у меня на первом месте.
— На первом месте, Холдерфилд, долг перед законом.
— Идти в полицию должен был мой клиент, если считал это нужным, а если нет, то мой долг адвоката — поддерживать его.
— Ваш долг адвоката состоит в том, чтобы посоветовать клиенту в подобной ситуации пойти в полицию, и вы отлично это знаете. А кроме того, вы, безусловно, не имели права отдавать конверт Жакару или кому-либо еще. Это важная улика в расследовании убийства. Эндерсон погиб в результате преступного нападения…
— Докажите это! — с торжеством прервал Холдерфилд. — Докажите, что Эндерсон был убит. Все знают только то, что он исчез. Нет ни единого доказательства чего-либо иного. Я хранил конверт в качестве доверенного лица. У меня были инструкции: если что-то случится с Эндерсоном, передать конверт Николу Жакару. «И мне нет дела, почему», как говорит поэт, мистер Квин.
— Что вы хотели сделать и сделали, — сказал Эллери, вставая, — это как можно скорее избавиться от конверта. Вы сели в лужу, Холдерфилд, — мы оба это знаем, и никакое ваше крючкотворство не в силах изменить этот факт.
Отис Холдерфилд побледнел, но Эллери не мог понять, от страха или от гнева. Адвокат беспокойно кривил нижнюю губу и вертел на толстом пальце кольцо с бриллиантом. Эллери решил, что это подходящий момент для стандартного вопроса.
— Кстати, о конвертах, Холдерфилд, вы не посылали мне недавно писем?
— Я? Посылал вам письма?
— Да.
— Если вы получили письма на моей бумаге, — заявил адвокат, — то это подделки. Никогда в жизни я вам не писал. И вы не можете доказать обратное!
— Вашего отрицания вполне достаточно, — вздохнул Эллери, кивая Риме. — Между прочим, Холдерфилд, — он задержал Риму в дверях, — как вышло, что Люк Мак-Кэби поручил вам составить его завещание?
Маленький человечек, побагровев, вскочил со стула.
— А что в этом плохого?! — возмущенно воскликнул он.
— Я не сказал, что в этом есть что-то плохое. Но почему Мак-Кэби обратился именно к вам?
— Мистер Квин, вы не имеете права задавать мне подобные вопросы!
— Кажется, я наступил вам на любимую мозоль, Холдерфилд.
— И вообще, я не понимаю, какое отношение имеет Мак-Кэби к этой истории с Эндерсоном.
— Я тоже, Холдерфилд, потому и спрашиваю. Простите, если я вас оскорбил.
— Только потому, что я ошивался в этом городишке… Ладно, мне повезло. Если хотите знать, Мак-Кэби нашел мое имя в справочнике. И теперь все умники, которые воротили от меня нос, едят у меня из рук! Я стал важной персоной в этом городе, братец Квин, и намерен ею оставаться! — Взвинченный, с горящим лицом, Холдерфилд начал нервно рыться в лежащих на столе бумагах.