Он вышел из комнаты и двинулся по коридору. Под дверью доктора Додда виднелась полоска света. Поднос исчез — должно быть, его забрала миссис Фаулер.
Эллери постучал в дверь.
— Да? Кто там?
— Квин.
— В чем дело? — Голос доктора звучал хрипло, как будто он устал после лекции.
— Я увидел, что у вас горит свет, доктор. Вы позволите мне войти?
— Вообще-то я как раз собирался спать… — Полоска света исчезла. Эллери услышал скрип пружин.
— Как вы себя чувствуете, доктор?
— Прекрасно. Этим вечером я чудесно отдохнул. Вам здесь удобно, мистер Квин? Как пообедали? Что-нибудь нужно?
— Нет, спасибо. Спокойной ночи. Спите хорошо.
— Благодарю вас.
Эллери пошел дальше, стараясь ступать погромче. У лестницы он остановился.
Подождав ровно час, Эллери двинулся в обратном направлении. Ему понадобилось десять минут, чтобы пройти пятнадцать футов до двери доктора Додда и осторожно приложить ухо к панели.
Дыхание доктора было глубоким и ровным и лишь иногда прерывалось храпом.
Эллери выпрямился. Пишущая машинка Римы продолжала стучать внизу. Кен еще не вернулся. Фрамуга над дверью миссис Фаулер в конце коридора была темной.
Вернувшись к лестнице, Эллери начал подниматься в мансарду.
На сей раз он использовал миниатюрный фонарик.
Ключ был смазан машинным маслом, и Эллери вставил его в замочную скважину святилища доктора Додда без единого звука.
После этого он сжал фонарик зубами, словно сигару, вцепился в ручку левой рукой, а правой попытался повернуть ключ.
Но ключ не поворачивался.
Эллери оставалось только в отчаянии сесть на пол.
И тут его охватил неописуемый гнев. Это было самое нелепое дело, в какое он когда-либо совал нос. Оно состояло из каких-то нематериальных субстанций, ухватиться за которые не представлялось возможным.
Вернувшись на второй этаж, Эллери снова порылся в своем чемодане, потом поднялся в мансарду и, стиснув зубы, сделал еще один восковой отпечаток замка.
Закончив, Эллери услышал, как подъезжает автомобиль, а спустившись вниз со шляпой в руке, обнаружил в приемной Риму, которая сидела на коленях у Кена, обнимая его за шею.
— Не вставайте, — улыбнулся Эллери. — Я просто прохожу мимо. Вы выглядите усталым, Кен.
— Он сейчас ляжет спать. Я думала, что вы это уже сделали, Эллери, — сказала Рима.
— Мне не спится. А вот доктор Додд спит.
— Я хотел заглянуть к нему, — виновато промолвил Кен. — Но если он заснул… А вы куда собрались?
— Думаю прогуляться перед сном. Кстати, о сне — ваша невеста весь вечер провозилась с вашими чертовыми счетами.
— Знаю, я уже отругал ее.
Эллери вышел из дома. Вечер был сырой, и он ежился, сворачивая за угол на Райт-стрит. Пары алкоголя, распространяющиеся от гриль-бара Джека, казались почти заманчивыми. Эллери вошел в бар и заказал пиво. Он потягивал его достаточно долго, чтобы погасить интерес к своему появлению, и затем скользнул в телефонную будку.
— Дейкин? Вы когда-нибудь уходите домой?
— После смерти жены мне туда незачем особенно торопиться. Но я уже собирался уходить. В чем дело?
— Ключ, изготовленный Пигом, не подходит. Я снял еще один отпечаток.
— Где вы находитесь?
— Не имеет значения. Я сейчас приду.
Дейкин поджидал его на ступеньках между зелеными фонарями.
— Незачем попадаться на глаза Гоббину, — сказал шеф полиции. — Он все выболтает Мальвине Прентис. Где отпечаток?
Эллери передал слепок Дейкину, который спрятал его в сумку. Они зашагали по Стейт-стрит в восточном направлении мимо окружного суда.
— Сейчас уже поздно что-либо предпринимать, мистер Квин.
— Когда вы передадите отпечаток Пигу?
— Завтра с утра. К полудню вы получите ключ. Есть новости для меня?
— Нет. А у вас для меня?
— Тоже нет.
Они молча расстались на углу Стейт-стрит и Аппер-Уистлинг.
Вторник, 25 апреля
Ник Жакар стоял на четвереньках на выступе скалы, глядя в водоем, казавшийся сделанным из коричневого сахара и сверкавший под луной, как миллион светляков. Эллери склонился над спиной Жакара, чтобы разглядеть лицо в водоеме, но сахар внезапно превратился в кипящую лаву, не позволяющую идентифицировать лицо, которое словно молило о том, чтобы его узнали. В этот момент луна сделалась алой, и Ник Жакар, откинув косматую голову, завыл на нее, как собака. Вой был таким горестным и пронзительным, что Эллери с криком заткнул уши. Звуки стали приглушенными, и Эллери проснулся, обнаружив, что прижимает к ушам края мокрой от пота подушки. Собака продолжала скулить.