"А мужчины не будут сочинять пасквиль на себя, признаваться в том, что не умеют разговаривать на нормальном русском языке", - надеялась она.
Вечером в конце второй недели похолодало, шёл снег с дождём. Наташа услышала, как подъехала машина.
Её вызвали к командиру.
Девочки проводили сочувственным взглядом:
"Конец".
Ноги задрожали, сердце провалилось куда-то, позвоночнику стало холодно, ладоням - мокро. Ей надлежит погибнуть на войне, не прослужив и двух недель, причём, не от вражеской пули, а от своей, и не за дезертирство или предательство, а по причине собственной глупости.
Она вошла в избу, отрапортовала:
"Боец Прокофьева".
Её начальников не было. Около топившейся печки сидел человек, красивый, именно, такой мужской красотой, как понимала её Наташа. Крупный торс, большая голова, черты лица можно назвать благородными, безупречный рисунок бровей и пепельного цвета, жёсткие волосы.
Странные мысли приходят человеку перед смертью.
"Какой красавец приехал отдавать меня под трибунал, - подумала она, - потрогать бы в мирные дни рукой волосы, пропустить их между пальцами, прикоснуться губами к бровям, жаль, что он - палач".
Молчание и избе.
По опыту мирной жизни Наташа знала: женщина не должна терять уважение к себе, и тогда, мужчина не посмеет причинить ей зло, если он, конечно, настоящий мужчина. Она не собиралась начинать разговор, лебезить или извиняться, стояла вытянувшись, он сидел, накинув на рубашку чью-то шинель. Верхняя одежда сушились около печи. Видимо, пришлось выходить и толкать машину в непогоду. Показалось ей, что это форма не "нквдешника".
- Садитесь - предложил человек Наташе другой табурет.
Она села напротив, ждала.
Мужчина молчал и разглядывал её. Уже вторую неделю его забавлял голос в телефонной трубке. Так ответить "Алл-лоу" могла бы оперная дива или прима в драматическом театре, привыкшая к всеобщему вниманию.
Наконец, он нарушил молчание.
- Вы командированы обкомом?
- Да.
- В партии?
- Вступила полтора месяца назад.
- Вас здесь что-то не устраивает?
- Командиры употребляют в разговоре матерные слова. Этого делать не следует, на батарее служат молоденькие девочки. Война закончиться, они станут жёнами и матерями. Чему смогут научить своих детей? Ни при каких условиях женщина не должна позволять так с собой разговаривать, - Наташа продолжила настаивать на своём: если пропадать, так не унижаясь.
- Гм, возможно, вы правы, - услышала она от человека, который приехал распорядиться её судьбой.
Его звали Михаил, ещё недавно работал конструктором оружия. Во что выльется эта война, догадывался, а, чем может закончиться, не хотел думать. Служил офицером, донос попал к нему в горячке дней, когда Ленинград уже находился в блокаде.
Отец его, кадровый военный, погиб на войне четырнадцатого года. Мама устроилась работать в Мариинский театр костюмером, до революции её отец ходил туда навещать балерин.
Второй раз мать вышла замуж за красного командира, сказала сыну, что сделала это ради того, чтобы мальчик получил новое отчество и фамилию вместо своей, звучащей опасно в государстве рабочих и крестьян. Второго отца тоже убили.
Во время голода и нищего существования Миша слышал от мамы:
"Да, очень трудно, но из нас двоих ты мужчина и должен держаться соответствующе".
Он старался соответствовать.
Закончил технический ВУЗ со специальностью по разработке оружия. Женился на балерине из маминого театра.
"Твой дед обожал закулисные приключения, но ему не приходило в голову доводить дело до свадьбы", - прокомментировала мать.
Балерина изменила ему с кавказцем, привезшим в Ленинград народный ансамбль, Михаил отпустил её без разговоров, потому что ещё раньше понял, что она глупа и очень плохо воспитана.
Завёл несколько романов, жениться в его планы не входило. Начал выпивать от бесперспективности и пустоты жизни. Упрёки матери не действовали, потому что, так поступали многие настоящие мужчины.
Несколько глотков спирта из алюминиевой фляги и война, грохот, грязь, смерть бойцов отдалялись.
Теперь он смотрел на женщину из мирной жизни, к которой мерзость ещё не прилипла.