— Для тебя он адмирал, а для меня Петька с бухты Омега.
— Что ты плетешь!
— Пусть будет Петр Степанович. Но все едино вместе к девушкам бегали и на одной палубе матросами служили. Была бы рука — может, и я, как он, наверх поднялся. И не имеет права он нос задирать. И прятаться от ответственности…
— А я уверена, он и не прячется.
— Если б так, — хитро подмигнул боцман. — А вот тянут почему-то? Пришел я в райком — Анатолий Иванович бюро проводит. Ткнулся в штаб — адмирал на военном совете. Но ведь я точно и ясно растолковал и в райкоме и в штабе, зачем и к кому приходил. Им сразу доложили обо мне. Так чего же тянуть? С одним я служил на море. Второго учил на заводе, а теперь он секретарь… Вот и волынят.
— Может, вечером зайдут? Не забыли же. Такой день сегодня. Каждый год приходили, — задумчиво сказала Анна.
— Не могу я ждать до вечера. Давай парадную робу. Вечером могут и не прийти… Раз вчера и бюро было и военный совет. Дадут телеграмму за сорок копеек, как отступное, и баста. Теперь часто так делают. Телеграмму. А у меня дело к нему. Зачем он, адмирал с бухты Омега, посадил Гната на гауптвахту? Да еще когда? Перед самой свадьбой. Не мог подождать, пока поженятся.
— Не вмешивайся в военные дела. Не твое дело, — предостерегала Анна. — Сам служил, знаешь, что приказ командира — закон и не подлежит обсуждению. Вот он, Корабельный устав, лежит на телевизоре. Погляди, если забыл…
— По-твоему выходит, что я не могу сунуть нос и к вашим ткачам? Жена бригадира лупцует скалкой честную работницу, а я должен молчать?
— А ты не горячись. Пойди-ка лучше людей расспроси, а потом уж кричи: «Под суд! Пятнадцать суток за хулиганство! Дать метлу в руки! Пусть подметает причалы на угольной пристани!» Зачем же так, сгоряча? Не те сейчас времена, Митя. Не те. Пошел бы ты лучше к своему Марчуку и разузнал все… Кто письмо Марине написал, кто советовал прочитать про бабу Палажку и бабу Параску?
Анна Николаевна явно издевалась над мужем, ибо все нити скандала, происшедшего у проходной, тянулись в отдел кадров. Пока конкретных фактов не было, но они именно там, у Марчука, который когда-то был моряком и, конечно, попадал под безапелляционную защиту боцмана, для которого все моряки — безгрешны, святы и неприкосновенны.
— Загляни уж и к нему по дороге, — улыбнулась Анна, подавая мужу мундир. — Он же моряк у вас…
— Нет! Не моряк он, Анна, а земляк. Палубы не нюхал, а так и прокрутился на земле. Он о том ведать не ведает, что повидал моряк…
— О чем именно?
Боцман схватил с телевизора Корабельный устав, вынул из него бумажную закладку, прочитал вслух, словно продекламировал в кружке самодеятельности:
— «И стоит на железной палубе морское товарищество, стоит, готовое каждый миг сцепиться с ветром, с морем, с самим чертом!»
Он говорил так громко, что Анна замахала руками: за стеной, где жил Гнат Бурчак, сразу громче заговорил радиоприемник.
— Тише, тише, муженек. Дай им хоть наговориться перед свадьбой…
Боцман не обратил на это внимания, но сказал уже спокойнее:
— Вот что такое моряки, Анна. А твой Марчук — тьфу!.. Давай мичманку.
Жена подала, только бы поскорей ушел из дома. Надел мичманку перед зеркалом и не ушел. Сел около окна, закурил трубку.
— Что же ты расселся и не идешь?
— Перед дорогой надо присесть.
Присела и Анна, сложив на груди худые, жилистые руки. Молчали, прислушиваясь к морю, которое тяжело дышало и стонало перед штормом. И в этом шуме они ясно различили шум мотора. Шум все нарастал и вдруг замер у ворот.
— Приехали! А ты не верил, Митя. Иди встречай, — бросилась к столу Анна и сняла белую скатерть, под которой высился румяный пирог, а на нем сияло пятьдесят свечек. Вокруг маленькие рюмочки для натурального вина собственного производства.
Адмирал вошел в дом первый, сияя золотом орденов. За ним Анатолий Иванович, секретарь райкома, аккуратно повесив серую кепку на гвоздик у порога.
— Прости нас, Дмитрий, — сказал адмирал, — но вечером мы не можем прийти. Анатолий Иванович едет на пленум обкома, я — в Москву с рапортом. Так что вечером, когда соберутся гости, придется обойтись без нас. Мы решили навестить тебя сейчас, во время адмиральского часа. Возражений не будет?
— К столу! Пожалуйста, к столу, гости дорогие, — суетилась Анна, расставляя тарелки и рюмки.
— Я заходил к вам обоим вчера, — сказал боцман.
— Знаем и просим прощения. А чтобы ты не ходил еще и сегодня, сами приехали, — пояснил адмирал.
— Он уже собрался к вам, да я задержала, — призналась Анна.
Анатолий Иванович вручил боцману приветственный адрес райкома партии, в кожаной обложке, с большими золотыми буквами. Адмирал — приказ командующего флотом и именной кортик с монограммой. Оба расцеловали Дмитрия Григорьевича, подняв хрустальные наперстки, из которых даже воробью воды не напиться.