— Как это нет? А разве не я водила тебя на все комсомольские воскресники, когда ты, бывало, не хотела идти? Разве не вместе мы все это сажали? — стукнула кулаком по стволу первая.
Над самым ухом громыхнул выстрел, стократно усиленный горным эхом. Олесе показалось, что стреляют в нее. Она ойкнула, припала грудью к кедру, словно хотела спрятаться за его могучим стволом. Сердце замерло, ноги вдруг подкосились. Давящий холодный страх сковал все тело, пригибая девушку к земле. Но, ломая ветки, почти у ног ее упал старый коршун, гроза лесных птиц, хищник, которого Олеся возненавидела еще тогда, когда училась сажать лес. Он убивал на лету птиц, рвал их гнезда, нападал на зайчат, белок. Он уничтожал все живое и полезное в лесу. Лесничие всегда охотились за ним, но он гнездился высоко в горах, в недоступных урочищах, и оттуда налетал на лес. Он был не один. Их там жила целая стая. Не раз лесную тишину нарушал птичий крик, а на земле оставались окровавленные перья, падали разрушенные гнезда.
Олеся наморщила лоб. Коршун, даже издыхая, бил землю острым клювом, словно рвал какую-то птицу. Потускневший глаз хищно смотрел в небо, хотя его уже заливала кровь.
— Здравствуй, лесничиха! — послышалось из чащи, и на тропинку вышел Андрей Мороз, взвешивая на ладони новенькую винтовку. — Я тебя не испугал, Олеся? Прости, если и вправду испугалась…
— Подумаешь! Я сама стреляла их. Бригадир нам часто винтовку давал, когда шли на работу…
— Неужто? Я и не знал…
— Борода вырастет, если все знать будешь… Здравствуй. А все-таки мог бы хоть свистнуть перед выстрелом…
— Некогда было. Он за дятлом гнался…
— Подумаешь! Снайпер…
— К тому же это был прощальный салют в твою честь, Олеся. Сюрприз, — не слушая девушку, продолжал Андрей. — Ты же навсегда уходишь отсюда, Олеся, прощаешься с лесом навсегда…
— Нет. Навсегда не смогу.
— Это почему же?
— Не знаю. Пойдем, ты ведь тоже идешь домой?..
— Да. Но я могу хотя бы вещи отнести тебе в долину к автобусу…
— Опоздал. Я уже все перенесла. Бери уж лучше своего коршуна да неси.
— Когда же это ты успела?
— Потихоньку-полегоньку, пока ты по бульварам разгуливал…
Андрей взял коршуна за крыло, и тот растянулся как гармошка.
— Отнесу в школу. Пусть чучело сделают…
— Ах ты умница! — немного иронически протянула Олеся.
Не заметив иронии, Андрей с гордостью продолжал:
— А я был вон на той верховине. Там снег лежит и метет поземка… Как раз солнце всходило… Красиво! Словно сказка… Давай сходим как-нибудь туда вечерком.
— Нет уж.
— Так ведь не одни, с девчатами. Всей бригадой. Культпоход устроим, что ли. Девчата — те согласны…
— Ты бы лучше над математикой посидел, — нахмурилась Олеся, быстро спускаясь по узенькой тройке в долину.
Андрей шел по траве рядом, заглядывая девушке в глаза. А когда она вырывалась вперед, он настигал ее и, размахивая хищником, преграждал дорогу. Да он-то и убил коршуна для того лишь, чтобы сделать ей приятное, а она не догадывается. Опять укоряет его математикой.
— Математика не убежит… Наверстаю.
— Пока наверстаешь, ровесники твои кибернетику успеют изучить. Тогда снова наверстывать придется. Это гора вот только на месте стоит. А наука не стоит. Человек теперь не сделает карандашом того, что вычислительная машина. А ты до сих пор все карандашом… Математик…
— Я не машина, — присвистнул Андрей. Он лихо одернул вельветовую куртку с молниями, сбил набекрень флотский берет. Ветер тут же растрепал волосы, из-под ворота выглянула матросская тельняшка.
— Да уж это точно. Ты-то не машина, вот только возле машины стоишь.
— Это все из районной газеты, Олеся, старо и пресно, — криво усмехнулся Андрей, а уши его вмиг запылали. Он явно рассердился.
Олеся, словно бы и не замечая этого, донимала его по-прежнему:
— Газета? Нитки на станках рвутся, вот такими вот слезами ревем, сплошь черный брак идет, а ты говоришь — газета? Сколько на станке ниток?
— Тысячи, не хуже моего знаешь! — глухо бросил Андрей.
— Ниток тысячи, а ткачиха одна. Как она увидит, когда именно и какая нить оборвалась? Не увидит она. А брак уже пошел полным ходом… А ты ведь обещал… Рисовал, чертил да так и забросил… Я тебе уж давно хочу рубашку из такого вот бракованного шелка сшить… Почему ты все забросил?