– Ублюдок! Проклятый ублюдок!
Речь ее была бессвязна. Слова звучали невнятно. Только по интонации можно было разобрать, что она хочет сказать. Айви гладила ее по спине, уговаривала не плакать. Она пыталась утешить девочку, которую раньше так яростно ненавидела. Старуху душило чувство вины, когда глаза ее останавливались на люльке, в которой лежал ее правнук. Она понимала, что наделала, понимала, что сама допустила то, что произошло.
– У тебя еще будут дети, миленькая моя. Такое в жизни случается.
Но даже ей самой эти слова казались неуместными, жалкими. Разве можно утешить мать в таком страшном горе? Почему люди прибегают к старым расхожим словам утешения? Произносят избитые фразы, вспоминают народную мудрость – просто чтобы не молчать.
Но Сьюзен оставалась безутешной. Она во всем винила своего отца. Не Барри, у которого, между прочим, имелся выбор: поступать так, как он поступил, или отказаться. Сьюзен предпочитала видеть в нем жертву пороков ее отца. Она знала, что Барри хотел во всем походить на Джоуи. Он хотел пользоваться таким же авторитетом в округе. Она знала, что Барри мечтал стать этаким «крестным отцом», к которому все ходили бы на поклон в беде и который имел бы власть вершить свой собственный суд и расправу, пусть даже кровавую.
Барри подражал Джоуи во всем, от походки до образа жизни. Он даже мог по примеру Джоуи подцепить проститутку и переспать с ней. Разве можно было представить себе, что одна из уличных девок станет причиной смерти его ребенка?
Сьюзен поглядела на свою мать, которая сидела в углу палаты, опустив голову и закрыв лицо руками. Впервые за многие годы эти три женщины чувствовали себя родными. Джун посмотрела в измученное лицо дочери.
– Он был такой красивый, Сьюзен. Такой хорошенький маленький мальчик. Из него получился бы настоящий мужчина.
Что-то в ее словах задело Сьюзен за живое. Она размазала по лицу слезы и произнесла:
– Тогда хорошо, что он мертвый. Разве нет? Я не хочу больше рожать мужчин. Ненавижу ваших настоящих мужчин!
Это было сказано так искренне, с такой болью, что ни одна из женщин не посмела ей возразить. Они понимали: девочка в состоянии шока, она невменяема и ей потребуется немало времени, чтобы прийти в себя, восстановить психику.
В палату вошла Дорин с подносом, на котором стояли четыре чашки чая.
– Они хотят забрать ребенка, Сьюзен…
Сьюзен оборвала ее, закричав истеричным голосом:
– Только после того, как его увидит собственный отец! Пусть Барри посмотрит, что он наделал! Только после этого я разрешу его забрать. Пусть его обмоют и нарядно оденут, но заберут его только после того, как на него посмотрит Барри! До этого я его не отдам!
Дорин не стала с ней спорить. Она перенесла малютку на другое место в палате, затем дала Сьюзен чашку с горячим сладким чаем.
– Выпей чаю, подружка, тебе полегчает.
Сьюзен вдруг захохотала. Смех был дикий, истерический. Она никогда раньше так не смеялась. Женщины испугались.
– Выпей чаю, Сью! – кричала безутешная молодая мать. – Попьешь чаю, а потом мы его закопаем во дворе, и все пойдут по домам спать.
Она вдруг снова начала хохотать и уже не могла остановиться.
Чашка в ее руках опрокинулась, чай расплескался, залив рубашку, простыни, постель. Айви вышла из палаты, и минуты через две медсестра вколола Сьюзен снотворное, после чего она затихла. Сьюзен почувствовала, как веки наливаются свинцом, как расслабляется тело, и изо всех сил старалась не поддаваться воздействию инъекции. Но снотворное победило. Она забылась тяжелым сном. Ей снился кошмар, в котором проплывали гробики с маленькими мальчиками.
Три женщины – мать, бабушка и подруга – вздохнули с облегчением.
– Это ей поможет. Сон – лучшее лекарство.
Айви и сама почувствовала, насколько фальшиво и бессмысленно прозвучали ее слова. Страданий Сьюзен Далстон ничто не могло заглушить.
Барри был раздражен, а Джоуи кипел. В доме было холодно, на столе – никакой еды, и даже молоко кончилось. После предыдущей ночи, проведенной в пьяном и наркотическом угаре, у обоих был отвратительный привкус во рту, а от нижнего белья воняло. Но ни Джоуи, ни Барри и в голову не пришло, что стоило бы помыться.
Первым делом, считали они, следовало хорошенько поесть и выпить чаю. Их не было дома два дня, и ни один из них не задумался о том, куда могла исчезнуть беременная женщина. Джоуи оглядел чистенькую прихожую и с восторгом произнес:
– Она следит за чистотой, моя дочка. В этом ей не откажешь.
Барри помахал кулаком в воздухе:
– А я задам этой стерве, когда она появится. Что за дела, Джоуи? Всего месяц замужем, а уже шляется черт знает где. Не думает о том, что у нее есть муж. И вот я прихожу в этот поганый дом, а тут шаром покати. Даже капли молока нет.
В этот момент они услышали, как открылась задняя дверь дома, где был вход из сада на кухню.
– Идет, явилась! Небось, как всегда, с улыбочками. Ну я ей устрою, так ее растак!
Барри в ярости выскочил из гостиной, за ним по пятам Джоуи. Ему не терпелось посмотреть, как Сьюзен получит свое и как ее примерный брак окажется самым обыкновенным – таким, как у них с Джун.
Но Барри сильно удивился, увидев вместо жены свою мать.
– Здравствуй, сынок.
Она произнесла эти слова медленно, с таким затаенным упреком, что ответ замер у мужчин на устах. Барри заметил, что у Кейт покраснели веки и она старается не встречаться с ним глазами, словно его вид был ей отвратителен.
– Привет, мам. Чего ты так рано?
Барри нарочно говорил равнодушным тоном, но по тому, как он дергался, Кейт поняла: он уже догадался, о чем она хочет ему сообщить.
– Вчера ночью Сьюзен родила ребенка. Мальчика. Лицо Барри зарделось от радости.
– Мальчик! Ну и молодчина Сьюзен! Значит, она справилась, да?
Они с Джоуи очумели от радости. Кинувшись в гостиную, Джоуи вытащил из кармана пальто бутылку виски, которую припас на всякий случай.
– Провались этот чай, давай сюда стаканы! Отметим это дело! Мальчик, наконец-то! Я-то думал, эти курицы только писюх умеют рожать! – заорал он.
Джоуи, как и Барри, думал, что мрачный вид Кейт объясняется тем, что она ими недовольна – ведь Барри исчез на несколько дней, оставив беременную жену дома.
– Он умер, Барри. Мальчик погиб, сынок.
Барри и Джоуи теперь как следует рассмотрели ее лицо, на котором были видны следы слез и бессонной ночи.
– То есть как это – умер? Что она с собой сотворила – упала, что ли? Налетела на что-то?..
Барри был убит. Он выглядел так, словно у него отняли что-то очень дорогое. Он так ждал этого ребенка, так ждал! Он гордился тем, что от него родится новая жизнь, это придавало ему веса в собственных глазах.
– Сьюзен не виновата. Ребенок умер от гонореи, венерической болезни, которой заразил ее ты, Барри. Ты также заразил ею Фрэнсис, двоюродную сестру Сьюзен, в день вашей свадьбы. Никто точно не знает, от чего умер ребенок – от шока, который пережила Сьюзен, когда узнала о болезни, или малютку убила сама болезнь. Но он мертв, это факт. Прекрасный, сильный мальчик умер, и это твоя вина. Господи, как мне хочется разнести тебе башку, чтобы твои мозги растеклись по кухонному полу, который твоя жена, ползая на коленях, скребла и мыла всего два дня назад с огромным животом!
Кейт начала плакать. Она плакала от стыда и горя.
– Ты грязное, отвратительное животное. Я не хочу больше тебя знать. Это конец. И если у этой бедной девочки, твоей жены, остался еще здравый смысл, она тоже должна уйти от тебя.
Кейт вышла через кухню – маленькая, сгорбленная. Казалось, она постарела за эту ночь.
Джоуи и Барри в смятении уставились друг на друга.
– Мам! Погоди, мам! Послушай меня, мам! Барри догнал мать в садике и схватил ее за руку.
– Не трогай меня! Ты никогда больше пальцем не дотронешься до меня! Она не хотела, чтобы ребенка унесли, пока ты не увидишь его. Хоть раз в жизни будь мужчиной, настоящим мужчиной. Сумей ответить за свои безобразия. Поезжай к ней в больницу. Постарайся поправить то, что ты сотворил с этой молоденькой девочкой и ее бедным сыночком. Попытайся утешить ее, если у тебя получится.