Но про такое дело не стоило трепаться, тем более при Мод. Пусть она поищет темы для сплетен на церковном собрании или где-нибудь еще.
Тут в кухню вошли девочки. Их бабушка продолжала говорить гадости. По словам Айви выходило, что Джун – плохая жена и мать и вообще никудышная женщина. Сьюзен попросила у матери разрешения пойти на улицу поиграть.
Но Джун не успела ответить: кто-то сильно застучал во входную дверь – так, что казалось, она вот-вот сорвется с петель.
Джун вздохнула.
– Погляди, кто там, ладно? – попросила она дочку. Открыв дверь, Сьюзен увидела перед собой огромного темнокожего мужчину.
Он ласково ей улыбнулся:
– Мама дома?
Сьюзен смешалась. Ей нравился этот дядя, он был такой добрый. Но она понимала, что для бабушки его приход все равно что красная тряпка для быка.
В это мгновение Дэбби вбежала с криком на кухню:
– Мам, там этот черный пришел, он стоит за дверью! Джун возвела глаза к потолку и подавила в себе желание взвыть от отчаяния. Ну почему судьба так несправедлива к ней? С трудом поднявшись со стула, она сказала:
– Помолчи, Моди, а то пропустишь самое интересное. Сердце бешено колотилось в груди, когда она выходила из кухни. Джейкоб Омомуру отличался добротой, она это знала, и оттого ей было еще труднее. Муж мог запросто убить ее из-за Джейкоба. Будь у нее побольше мозгов, она сбежала бы с любовником. Но знала, что не сделает этого. Она боялась жизни, боялась столкнуться с ней лицом к лицу. Джоуи стал бы преследовать ее, и всем пришел бы конец.
Джейкоб стоял на пороге не смущаясь, на глазах у всех соседей. На нем был темно-синий костюм и в тон ему рубашка и галстук. Прекрасные густые вьющиеся волосы, которые так нравились Джун, были коротко подстрижены. Его большие миндалевидные черные глаза смотрели на Джун с мольбой. Джейкоб Омомуру любил ее, и, сознавая это, Джун втайне чувствовала себя счастливой женщиной. Но жизнь ее уже сложилась как сложилась, и она не могла ничего изменить.
Увидев, какое у нее лицо, Джейкоб притянул ее к себе и стал утешать. Джун зажмурилась. Она ощущала тонкий запах сандалового мыла и дорогих сигарет. Но в это время к двери приблизилась свекровь, и Джун вырвалась из объятий любовника.
Лицо Айви побелело от ярости, рот, готовый изрыгать ругательства, злобно ощерился.
– Оставь ее в покое, черномазый ублюдок! Мой мальчик перережет тебе глотку, когда узнает, что ты здесь был!
Джейкоб, огромный, внушительный, возвышался над головами взбудораженных женщин и девочек. Мод от возбуждения чуть не подпустила в трусики. «Это куда интереснее, чем бывает по телику», – расскажет она позже в тот же день, напрашиваясь на чашку чая и сигаретку поочередно ко всем соседкам.
– Пойдем со мной, Джун. Уйдем отсюда, любимая. Я сумею позаботиться о тебе и твоих дочках.
Джун посмотрела в его красивое лицо и покачала головой.
– Нет, уходи, Джейкоб. Скоро вернется Джоуи, и, если он застанет тебя здесь, он устроит кошмар, – произнесла Джун безучастно, словно не испытывала к Джейкобу никаких чувств.
Джейкоб умоляющими глазами смотрел в лицо своей любимой. Он знал, какой репутацией пользовалась Джун Макнамара. Это ни для кого не являлось секретом. «Почти шлюха» – так говорили про Джун, и это «почти» было чем-то вроде ее клички среди обитателей Ист-Энда. Но в том и состояло ее единственное достоинство, и Джун им пользовалась. «Золотая жила, – так называли некоторые женщины определенную часть своего тела, Джейкоб не раз сам это слышал. Но он любил большие тяжелые груди Джун и приятное влажное местечко у нее между ног.
Он понимал, что у них нет будущего. Шел 1960 год, и брак между негром и белой женщиной был практически невозможен. Но Джун дала ему то, чего он никак не ожидал встретить в холодном Лондоне. Она подарила ему минуты счастья. Работать в «Виктори» ему было нелегко. Он глотал оскорбления белых посетителей, которые делали вид, что шутят, принимал их деньги, но всегда чувствовал, что ходит по лезвию ножа. Огромный рост и физическая сила да прирожденная осторожность пока спасали его.
Джун теснила его к ступенькам крыльца, а свекровь вопила во весь голос, стараясь, чтобы все соседи услышали ее и выскочили на улицу.
Джун не выдержала и закричала:
– Заткнись, старая кошелка! Закрой пасть и убери отсюда свою задницу!
Повернувшись к любовнику, Джун опять стала умолять:
– Уходи, прошу тебя. Ты только все портишь. Он растерзает меня, когда узнает, что ты здесь был. Уходи, оставь меня в покое!
От волнения она охрипла. Джейкоб чувствовал, что все кончено, и у него упало сердце. Он проиграл битву, – да нет, он проиграл войну. Он посмотрел в ее изувеченное лицо:
– Ты дурочка, Джун. Я предлагаю тебе путь к спасению, я предлагаю тебе другую жизнь.
Джун вызывающе захохотала:
– У меня своя жизнь, Джейкоб, и на хрен мне ты и такие, как ты.
Она поняла, что ранила его, и уже ласковей закончила шепотом:
– Лучше давай все забудем, давай забудем.
Джейкоб хотел еще что-то сказать, но в этот момент свекровь выкинула проделку в своем духе, окатив их холодной водой из ведра. Айви добилась своего – соседи высыпали на улицу. Скоро появится ее сынок – вот тогда она покуражится на славу. Даже если Джун вышвырнет ее сейчас из дома, то будет где пристроиться в ожидании сыночка – любая из соседок с радостью позовет к себе и угостит чашечкой чая.
Джун, как разъяренная кошка, бросилась на свекровь:
– Ах ты, старая сука! Ты что делаешь?
Та побежала назад, в дом, Джун за ней. Невестка гоняла свекровь по тесной комнате, та же визжала от страха на потеху соседям, которые умирали со смеху. «Если старуха подохнет, всем станет только легче», – думала Джун. Девочки словно завороженные смотрели, как их мать отвешивала Айви звонкие оплеухи, а та в ответ пыталась вцепиться невестке в волосы.
– Потаскуха! Сынок размажет тебя по стенке, когда я ему все расскажу. Снюхалась с черномазым! Да ты хуже портовых девок, с любым ляжешь. Они на негров не бросаются – не то что ты!
Схватив свекровь за волосы, Джун проволокла ее по комнате и швырнула в кресло у телевизора.
– Он приличный человек! – закричала Джун. – Слишком даже хорош для таких, как я! Была бы я капельку поумней, убежала бы к нему, уж точно убежала бы. Но я знаю, что ни ты, ни твой мерзкий сын не дадите мне житья ни на минуту! Твой сынок все у меня отнял, все. Посмотри, как мы живем, в какой ужасной нищете! Поклонись себе в ножки, ведь это твоя работа, Айви! Славно ты воспитала своих сынков, ничего не скажешь! Дома шаром покати! Еще хуже, чем у тебя!
Измотанные от непрерывного крика и беготни, женщины на мгновение затихли. В комнате наступила тишина. Они враждебно смотрели друг на друга.
– Может, налить вам по чашечке чаю? – предложила Мод.
Джун рявкнула в ответ:
– Отвали, Моди! Мало тебе того, что ты тут сегодня увидела? Иди домой и займись своими детьми. Не переживай, все услышишь через стенку, как обычно.
– Я налью тебе чаю, мам, – тихо проговорила Сьюзен. Джун грустно посмотрела дочери в глаза.
– И капну туда виски, ладно? – добавила дочь. – Чтобы у тебя в голове прояснилось, хорошо?
Закрыв за Мод дверь, Сьюзен поставила на плиту чайник. Через пять минут она принесла две кружки горячего чая, одну – маме, другую – бабушке.
Обе женщины тяжело переживали скандал, но не желали сознаться в этом. Джоуи вот-вот вернется, и женщины его ждали. В каком он будет настроении? Никто не знал. Все зависело от его настроения. Вот он смеется, а через минуту – уже в ярости и начинается драка.
Стояла такая тишина, что было слышно, как тикают часы на кухне.
Глава 2
Час спустя щелкнул замок – Джоуи открывал своим ключом дверь. Айви шепнула невестке:
– Только не заводи его, ладно? Соглашайся со всем и не спорь. Что бы он ни говорил, соглашайся.
Джун ей не ответила. Джоуи спокойно вошел в дом. Его смуглое лицо было непроницаемо и ничего не выражало. Приподняв Дэбби, он поцеловал ее.