Кто бы мог порицать Мориса за такие размеренные, благопристойные визиты к больной? Разве свадьба прерывает светское общение и разве графиня де Брионн не находилась в положении, вызывавшем всеобщее сочувствие?
Без сомнения. Но тогда с выздоровлением Елены должны были прекратиться его посещения или же, если отношения между графиней и Морисом были чисты, если они продолжались, то почему же он не представит ее своей жене, почему Тереза не знает о ее существовании?
Эти умозаключения должны были сделать окружающие и они их сделали, отметив первые опасности в сложившейся ситуации. Елена не видела этих опасностей или пыталась сделать вид, что не видит их. Она на все закрывала глаза и затягивала свое выздоровление, чтобы отдалить миг решительного объяснения с Морисом, которого она обещала себе добиться. Однако настал день, когда подобное объяснение уже не имело смысла: мадам де Брионн уже не могла прогнать прочь Мориса, служившего отныне связующим звеном между прошлым и настоящим.
Что же касается Терезы, то никакое подозрение не приходило ей в голову. Она верила в своего мужа, как верила в мать, и в Господа бога, и это доверие – прекрасная вещь, заметим, брало свой исток в любви, которую она питала к Морису, в уважении, которое он ей внушал, но отнюдь не в слишком высоком мнении, которое она могла бы иметь о самой себе. В противоположность ей, многие женщины, напротив, отказываются поверить в измену, потому что полагают невозможным чье-либо превосходство над собой. Собственное самолюбие становится их защитой, они привыкают к сладостному спокойствию, которое всегда стараются поддерживать в доме их мужья.
Такого рода самоуверенности недоставало Терезе, но ее вера, наивность, любовь еще долго охраняли бы ее от всяких подозрений, если бы некоторые события вдруг не открыли ей истину.
11
Кузина графини Елены, ставшая ею вследствие брака последней с графом де Брионн, во время своего пребывания в Ницце довольно близко сошлась с представителями русской знати, которые, как известно, живо интересуются театром, и пристрастилась с ними к салонным комедиям.
Итак, по возвращении в Париж, мадемуазель де Брионн вознамерилась организовать представления, сбор от которых должен был пойти в пользу бедных. Одна из ее подруг, жившая тогда в Англии, предложила воспользоваться для этого ее большим особняком на улице Шоссе д'Антен, и несколько элегантных женщин и видных мужчин поспешили принять участие в смотре артистических талантов.
Представление должно было состояться после бала, последнего в эту зиму и носившего наименование благотворительного. Было решено разослать приглашения всем друзьям и знакомым. Хотя речь шла о бедных, мадемуазель де Брионн желала, чтобы вечер, инициатором которого она была, проходил по возможности непринужденно – по крайней мере, если не среди родственников, то среди людей одного круга.
Графиня де Брионн и Тереза Девилль, жившие в одном квартале, обе находились в списке дам-патронесс, по-видимому, без всякого умысла со стороны тех, кто его составлял. Однако поскольку Казимир со свойственной этому щеголю манерой проникал повсюду и достиг того, что ему удалось проскользнуть в ряды первых организаторов этого праздника, нельзя поручиться за то, что он немножко не помог в составлении списка и не нашел более оригинального способа посодействовать сближению двух женщин, незнакомых друг с другом, несмотря на некоторое сходство, существующее между ними.
Казимир Дерош был одним из тех людей, которые тут же забывают об оказанной им услуге, но взамен этого способны хранить всю жизнь воспоминания о мелких неприятностях, перенесенных ими и задевших их самолюбие. Если они не могут нанести своему «обидчику» сильного удара, чтобы отомстить раз и навсегда, то не упускают случая сделать ему какую-нибудь неприятность и изводить мелкими уколами.
Морис узнал об этом списке, едва он был составлен, и не был взволнован: функции, доверенные его жене и графине де Брионн, если они примут предложение, каждая могла выполнить у себя дома. Все попечительницы встречались только на устраиваемом ими празднике; по этому случаю Морис не проявил ни малейшего беспокойства: Елена была упорна в своем стремлении не привлекать к себе внимания и, /более чем вероятно, под каким-нибудь предлогом останется у себя в праздничный вечер. Таким образом, ничто не мешало Морису выполнить долг мужа и сопровождать горячо желавшую этого Терезу на готовящееся торжество, Благодаря домоседским привычкам мадам де Брионн, можно было не опасаться очутиться в сложном положении.
К несчастью, может наступить день, когда по капризу или в силу случая забывают о самых лучших привычках. Так произошло и на сей раз.
На приглашениях, которые рассылались знакомым, стояли имена адресатов и Елена случайно увидела на одном из них имя Терезы. Первый испуг быстро прошел; она постаралась отогнать различные мысли, пробужденные этим именем, и ничего не сказала Морису и своим друзьям. Однако, чем ближе приближался день праздника, тем сильнее ее преследовало желание, с которым она не могла бороться. Речь шла о том, чтобы воспользоваться представлявшимся случаем и увидеть молодую женщину, которая причинила ей столько страданий и тревог. Она сама хотела оценить ее красоту, которую посторонние расхваливали, друзья умаляли и о которой Морис никогда не говорил. Она желала составить свое мнение об уме Терезы, который одни считали замечательным, другие – средним, а третьи совсем отмалчивались. Наконец, она хотела знать, проигрывает ли она в сравнении с Терезой или наоборот. Каприз мадам де Брионн носил чисто женский характер: каждая женщина, сколь бы превосходной она ни была, не может освободиться от некоторых чувств, которые отрицаются умом, но которые присущи ее полу.