Елена дала себе слово сопротивляться этому тайному желанию, однако понемногу делала приготовления, указывавшие на совершенно другое решение. В один день она заказала себе бальное платье, в другой выбрала головной убор, в третий примеряла браслеты. Она твердила себе, что все эти вещи будут совершенно бесполезны, что она ими не воспользуется, что она только хочет иметь их под рукой как свидетельство победы, одержанной над самой собой.
Может быть, она и в самом деле одержала бы ее, если бы в день бала была окружена своими обычными гостями. Но она добросовестно исполнила долг дамы-попечительницы – каждый из ее друзей был снабжен пригласительным билетом и считал себя обязанным его использовать. Шевалье и виконт, излечившийся от подагры, даже вызвались помогать при постановке представления, которое предшествовало балу; несколько дней не было видно мадемуазель де Брионн – старая дева ревностно занималась организацией задуманного ею праздника. Что же касается Мориса, то он бессознательно решил сделаться в этот торжественный вечер рыцарем своей жены и весь вечер не появляться у графини.
Было позволительно рассчитывать только на верного барона, который, придя в обычный час, позвонил в дверь мадам де Брионн.
– Я не надеялась вас увидеть, – сказала ему Елена, протягивая руку.
– Почему? – спросил он.
– А этот знаменитый бал, на который вы любезно согласились взять у меня бесконечное множество билетов? Вы о нем забыли?
– Нет. Но если я взял столько много билетов, то имею право сам не воспользоваться ими.
– Значит, вы просто-напросто пришли провести вечер со мной?
– Конечно, Я был уверен, что застану вас одну – такой счастливый случай мне давно не выпадал, и я поспешил им воспользоваться.
– Благодарю вас, – сказала графиня и добавила после минутного размышления: – А что, если я пожелаю последовать примеру своих друзей и отправлюсь на этот бал?
– Вы!
– Да, я. Что вас так удивляет?
– Ничего, в принципе, – пробормотал барон. – Но ваши привычки…
– Один раз им можно изменить.
– У вас нет соответствующего туалета.
– Вот тут вы ошибаетесь – у меня есть превосходное платье, и оно мне очень идет.
– У вас был замысел…
– Никакого замысла. Я просто повиновалась вдохновению.
– И ваше вдохновение…
– Оно мне подсказывает, что вы должны пойти нарядиться в свой парадный фрак и вернуться ко мне. Я за это время переоденусь, а когда вы заедете за мной, обопрусь на вашу руку и мы вместе отправимся на бал. Эта мысль не заставляет вас улыбнуться?
– Да, конечно, но все же…
– О, только без «но», прошу вас. У меня, в этот вечер желание посумасбродствовать, будьте же снисходительны к моему безрассудству. Мне нужно забыться, – добавила она более серьезным тоном, – черные мысли так и осаждают меня, я не могу преодолеть грусти, которая уже долгое время владеет мной.
– Эта грусть должна иметь причину, – сказал господин де Ливри, подойдя к ней вплотную и говоря с чрезвычайной сердечностью. – Неужели вы откажетесь довериться моей испытанной привязанности и не признаетесь другу, который знает вас вот уже двадцать лет?
– Дружба, подобная вашей, барон, не нуждается в рекламе, – ответила Елена. – Она скромна и деликатна, хочет казаться ненавязчивой, но на самом деле она проницательна и крепка. Я не сомневаюсь в вашей дружбе, барон. Положение, в котором я очутилась, тупик, куда я зашла и откуда не могу больше выйти даже с вашей помощью, вам давно известны; мне нечего больше вам сказать, а вам нечего мне ответить.
– Так, – сказал барон серьезно и встал, чтобы придать большую торжественность своим словам. – Я вам отвечу, что нет такого тупика, из которого рано или поздно не нашлось бы выхода: или откроется дверь, которую раньше не знали, как открыть, или обвалится часть стены, чтобы освободить проход… Тогда себя почувствуешь разбитым усталостью и волнениями и начнешь почти сожалеть о том времени, когда ты натыкался на стены, ища злополучный выход. Когда борьба прекратится, нервы, на которых вы держались, ослабнут, из лихорадочного состояния вы погрузитесь в холод и будете дрожать от этого леденящего холода! Что ж, если такой момент наступит, я буду рядом с вами, вас поддержит моя рука, положитесь на мою преданность… Вам не нужно будет что-то говорить, делать откровенные признания – считайте меня своим отцом, братом или просто верным другом.