– А что же другие слуги? Позовите их, я хочу с ними поговорить.
– Господин барон распорядился за графиню; все слуги получили расчет и уже ушли.
– Не могла же она уйти пешком! По какой дороге она велела ехать кучеру?
– Мадам не произнесла ни слова. Она закрыла лицо густой вуалью и думаю, что она плакала. Барон де Ливри усадил ее в экипаж, сел сам и сказал кучеру: «Пока поезжайте прямо, потом я скажу, куда ехать».
– Ах, я должен найти ее! – воскликнул Морис, устремляясь к дверям.
Он нашел бы ее, если бы она была одна и барон не покровительствовал бы ее бегству. Женщина, воспитанная подобно графине де Брионн, неловко вышла бы из положения на улицах Парижа и на дорожных трактах. Когда она покидает свой дом, салон, экипаж, она чувствует себя довольно беспомощной и совершает столько оплошностей, выдающих ее, что неминуемо будет настигнута. Впрочем, какова бы ни была ее отвага, когда она вынуждена бежать, как графиня де Брионн, когда она оказывается одна, в чужом ей городе, разве не может она пасть духом, вернуться назад или же, неведомо для себя, подать какой-нибудь знак, который позволит обнаружить ее тому, кто ее ищет? «Я бегу от вас, но вы гонитесь за мной, – словно хочет сказать она, – поставьте мне в заслугу, что я от вас убегала, а себе – то, что вы меня настигли».
Благодаря барону, мужество Елены не подвергалось этому жестокому испытанию: он избавил ее от лишних мучений, способных толкнуть на новую слабость воли и, окружив бесконечными предосторожностями ее бегство, защитил свою приемную дочь от самой себя.
Весь вечер Морис провел в бегах по железнодорожным вокзалам. Он расспрашивал всех, кто, по его предположению, мог общаться с Еленой в день ее отъезда. Он повидался с виконтом, шевалье, мадемуазель де Брионн, нотариусом графини, но не мог добиться никаких сведений.
Больше он не знал, к кому обратиться, и медлил возвращаться домой. Отослав экипаж, он пошел по Парижу пешком. Он просто шел, чтобы куда-то идти, наугад, бесцельно… В это время он почти не любил Елену, он ненавидел ее за свои муки, но он отдал бы жизнь за то, чтобы увидеть ее хоть на минуту и крикнуть ей в лицо: «Твое поведение гнусно, я тебя ненавижу!»
Меньше всего он прощал ей то, что она его разлюбила. Безумец, он ей поверил!
Морис шагал по городу, непрестанно повторяя про себя: она меня не любит! Она никогда меня не любила!
Бессознательно он очутился перед особняком графини на улице Монсей. Там он инстинктивно остановился и посмотрел наверх. Все было закрыто, грустно и мрачно.
Вдруг он заметил свет, пробивающийся сквозь ставни. Он бросился к двери, но тотчас понял свою ошибку: это падал на стены отблеск уличного фонаря.
Долго он оставался возле дома, все еще надеясь, что он оживет, что ставни откроются, что подъедет карета и из нее появится Елена.
Настала ночь, огни лавчонок и кафе постепенно гасли. Все вокруг пустынно и безмолвно. Наконец, разбитый усталостью, обессиленный Морис поплелся домой.
Он ушел днем, а возвратился к себе лишь под утро, Тереза ждала его.
Не говоря ни слова, она протянула ему письмо, полученное вечером от посыльного.
Девилль вздрогнул, узнав почерк Елены. Это было то самое небольшое письмо, которое она поспешно написала ему в минуты отъезда.
«Я вынуждена бежать от тебя, – говорилось в письме, – но не имею сил долго тебя обманывать… Я не хочу, чтобы ты сохранил на всю жизнь скверную память обо мне. Я несчастная слабая женщина и хочу, чтобы меня жалели!.. Знай, Морис, я тебе лгала, чтобы иметь мужество уехать. Но когда ты получишь это письмо, я буду уже далеко и ложь станет бесполезной… Я беру свои слова обратно, понимаешь?.. Обратно! Да, я тебя обманула, когда сказала, что больше не люблю тебя… Я тебя еще люблю, Морис! Я всегда тебя любила и буду любить до конца жизни! Я и оставила тебя потому, что слишком любила, потому что страдала… Ах, ты сам хорошо знаешь, почему я уехала… Прощай… Пожалей меня и забудь обо мне… я этого хочу… Впрочем, я даже не понимаю, чего я хочу. Я подумала о смерти и, может быть, это будет легко… Прости за огорчение, которое я тебе нанесла… я уверена, что должна была так поступить. Ты же видел, что мы вели невыносимое существование. Твоя жена… Прощай, прощай… Посылаю тебе всю мою жизнь с этим последним поцелуем… Люблю тебя!..»
Хотя Морис ужасно страдал после отъезда Елены, он не пролил ни одной слезы: он был слишком озабочен и возбужден, чтобы плакать. Но получив это послание, он разразился рыданиями.
Тереза не пыталась его утешать, не расспрашивала его о причинах его горя. Забившись в угол салона, она тоже плакала. Только сквозь слезы время от времени проглядывала улыбка, как через облака пробивается луч солнца, и можно было расслышать, как она шепчет: «Прошлое принадлежит им, но будущее остается мне!»