– Вы мне сказали, сударь, что пришли к мадам де Брионн с намерением научиться хорошим манерам, – начал барон.
– Конечно, – сказал удивленный Казимир, – я хочу совершенствоваться.
– Тогда, я полагаю, что должен сделать вам в ваших же интересах кое-какие замечания.
– Правда? Ну и что же это за замечания? – сказал Казимир, усаживаясь с покорным видом.
– Когда вы впервые приняты в чьем-либо салоне, попытайтесь не строить амуры в отношении хозяйки дома. Не воспламеняйтесь с первого взгляда при виде светской женщины, как при появлении какой-нибудь танцовщицы в Опере.
– Но если эта светская женщина красива, если она уже давно нравится, если я не в силах совладать со своим сердцем? – сказал Казимир.
– По крайней мере вручите ей сердце потихоньку, – сказал господин де Ливри. – Надо ограничиться деликатным ухаживанием, быть скромным, постоянным, внимательным. Можно дать понять даме о своей любви, но при этом соблюдать уважение.
– И сколько дней так должно продолжаться?
– Это исчисляется не днями, а месяцами. Некоторые ждут целый год.
– Год?! О, небо! – воскликнул Казимир и вскочил, словно собираясь удрать.
– Во всяком случае, – продолжал барон, удерживая его, – как бы скоро не случилось объяснение, светская дама, о которой мы говорим, не может допустить, чтобы к ней так дерзко обращались с первого раза, без предупреждения, без предисловий, с письменными признаниями в весьма неровном стиле.
При этих словах Казимир, уже чувствовавший неловкость своего положения, догадался, что его письмо (так как любовное послание действительно было написано им) не понравилось графине. Упорное нежелание Елены разговаривать с ним, долгая беседа, которую она вела перед этим с господином де Ливри, – все ему стало понятным. Однако молодой человек сделал над собой усилие, чтобы не выдать барону своего опасения и досады.
– Я раскаиваюсь в своей нескромности, барон, – произнес он, – раскаиваюсь тем более, что мадам де Брионн имела жестокость разгласить мой секрет. – Казимир пытался говорить легким и шутливым тоном, но его раздражение все же давало себя знать. – Графиня – жестокая женщина. Впрочем, – добавил он после паузы, напирая на эти слова, – я прекрасно понимаю раздражение, взвинтившее в этот вечер нервы прекрасной графине: уже около десяти часов, а этот милый Морис еще не появлялся.
Лицо барона, который до этого любезно улыбался, сразу стало серьезным.
– Сударь! – воскликнул он. Но тотчас остановился, подумав, что чуть было не совершил оплошность.
Впрочем как раз в эту минуту вошел Морис Девилль и направился через салон к графине.
Господин де Ливри взглядом указал на него Казимиру и насмешливо сказал с поклоном:
– Убедитесь, сударь, наше маленькое общество в полном составе.
Молодой человек задыхался от злости и огорчения, когда при виде Мориса, здоровающегося с Еленой, ему в голову пришла мысль отплатить сразу за пренебрежение графине де Брионн и за нотации – барону. Приблизившись к Морису Девиллю, он взял его за руку и оказал намеренно громко:
– Как вы поздно явились, любезный! Наверное, это моя кузина Тереза вас задержала? Конечно, она виновница, вы провели, следуя своей привычке, прекрасный вечер подле нее, с чем вас и поздравляю. Но уже поздно, мне надо ехать… Позвольте откланяться, графиня, до свидания, барон.
Он поклонился и вышел, весьма довольный маленькой местью.
Салон мадам де Брионн мало-помалу пустел. Шевалье и виконт заканчивали партию в пикет.
– Я выиграл, шевалье, – сказал виконт, открывая свои карты. – Какая удивительная партия!
– Клянусь честью, виконт, – сказал шевалье, – за все годы, что мы с вами играем, я не припомню, чтобы за один раз выпало столько очков.
– И я тоже, – ответил виконт. – Хотя постойте-ка! Кажется, однажды… Помните прекрасную Клоринду?
– Как вы сказали?
– Я вас спрашиваю, помните ли вы прекрасную Клоринду?
– Прекрасную Клоринду? Право, нет. А к какому времени относится это создание? Ко времени моей жизни со второй или третьей женой?
– Это было, я полагаю, во время вашего второго вдовства, – заметил виконт.
– Подождите-ка! Клоринда, вы сказали? Не была ли она принята в музыкальную академию?
– Конечно! Это была тогда любимая танцовщица партера.
– Теперь я представляю ее. Какие пируэты, какая грация, какая улыбка! Не были ли вы безумно увлечены ею, виконт?
– И вы также, шевалье.
– У меня есть смутное воспоминание о том, как она посмеялась над нами.
– Да, она задала нам задачку, как теперь выражается молодежь.