Растерянные циркачи стояли тесной группкой, окружив плачущую мисс Бетси. На них долго не обращали внимания. Наконец молодой красавец, успевший накинуть свой форменный китель, все же подошел к артистам и представился:
— Колычев, судебный следователь. Я желал бы переговорить с барышней, которая обнаружила тело.
Усатый мощный толстяк, отнюдь не являвшийся искомой барышней, выступил вперед. Колычев уже знал, что этот господин — хозяин шапито и иностранный подданный. Говорил толстяк по-русски совершенно свободно, хотя и с небольшим акцентом.
— Я директор цирка, моя фамилия Арнольди. Если вы собираетесь допрашивать мисс Бетси, господин следователь, я буду настаивать, чтобы беседа происходила в моем присутствии. Мы не привыкли давать в обиду своих! Все артисты моей труппы могут выступить свидетелями, и вам не удастся извратить факты…
Колычев с удивлением посмотрел на усача.
— Помилуйте, господин Арнольди, я вовсе не собираюсь ничего извращать, а тем более далек от желания кого-то обидеть. Необходимо лишь соблюсти предписанные формальности. Впрочем, если мадемуазель нервничает, она может ответить лишь на пару дежурных вопросов, и не мне, а кому-нибудь из полицейских. Наш пристав вас устроит? Он добрейший человек, он вас обижать не станет. А подробную беседу под протокол оставим на потом. Это от нас не уйдет. Кстати, пока мы еще можем избежать казенных бесед, не познакомиться ли нам поближе? Вы позволите пригласить вас на ужин, господин Арнольди? Вас и мадемуазель Бетси.
— Благодарю вас, почтем за честь. Только у нас вечернее представление. Наверно, в данных обстоятельствах его следовало бы отменить, но, видите ли, мы не можем позволить себе выплатить неустойку за проданные билеты… У нашей труппы сложное положение.
— Не тревожьтесь. Я встречу вас после представления у цирка, а столик в «Гран-Паризьен» закажу заранее. В ярмарочные дни рестораны открыты всю ночь напролет.
— В таком случае не откажите принять контрамарку на лучшие места. Будем душевно рады видеть вас вечером у нас в цирке. Кстати, у мисс Бетси великолепнейший номер в первом отделении. Не опаздывайте, господин следователь!
— Ну и хитрая лиса этот следователь Колычев, — прошептал Арнольди, когда Дмитрий Степанович отошел. — Нарочно приглашает в ресторан, чтобы подпоить и под шумок выведать все, что ему нужно. Надо вести себя очень осторожно. От подобных господ можно ждать чего угодно! Бетси, дорогая, это хорошо, что мы пойдем на ужин с тобой вдвоем, я не позволю господину Колычеву обвести тебя вокруг пальца и втянуть в неприятности. Но ты, девочка, должна быть сегодня вечером неотразимой. Красивая женщина всегда получает определенные привилегии… Постарайся произвести на этого хлыща впечатление, нам всем это будет только на руку. Ты же знаешь все наши невеселые обстоятельства, дорогая… Я разрешаю тебе сократить время репетиции и поспать днем пару часов. Нам предстоит нелегкая ночь…
Тем временем в полицейский участок пришла заплаканная женщина и заявила об исчезновении дочери.
Мать и дочь Феофановы, кружевницы из маленького городка в пятнадцати верстах от Демьянова, приехали на ярмарку со своим рукоделием и торговали в рядах с «красным товаром», пользовавшимся особым вниманием женского населения города. Их кружева были хорошей работы и расходились довольно бойко, причем многие дамы делали еще и заказы на понравившийся узор. Поздно вечером дочь ушла к одной из заказчиц и не вернулась.
Обычно полицейские чиновники отмахивались от таких заявлений — дело молодое, ну загуляла девка, на ярмарке всякое случается, авось найдется, не иголка.
Но в этот раз все городские полицейские уже знали, что на пустыре возле цирка обнаружен труп молодой девицы с ножевыми ранами, и выслушали кружевницу с большим вниманием. Ее попросили подождать, причем все наперебой старались ей угодить — то воды предложат, то чаю.
Кружевница, не ожидавшая такого внимания от полицейских, стала догадываться, что это неспроста.
От недобрых предчувствий сердце женщины колотилось так, что готово было выпрыгнуть из груди. Когда ее наконец позвали посмотреть на мертвую девушку, доставленную на подводе с пустыря, кружевница уже все поняла, но на ватных ногах пошла с городовыми, надеясь на чудо.
Когда откинули полотнище, закрывавшее лицо покойницы, бедная мать упала наземь и завыла так страшно, что сразу стало понятно — тело убитой она опознала.