— Ну как я доктору прикажу, дорогие вы мои? Если у нее со здоровьем все в порядке, он и так ее выпишет, зря держать не будет. Поезжайте в больницу, справьтесь…
— Да что вы, господин следователь! Какой там порядок со здоровьем, если дочь любимую хоронить надо? А со своими ей все ж легче. Вы уж доктору прикажите…
Пустырь, на котором стоял шатер цирка-шапито, примыкал к товарной пристани. В стороне, возле пассажирского причала было и люднее, и наряднее. Поднявшись от причала по красивой лестнице, можно было зайти в буфет, еще выше стояла гостиница «Прибрежная», на пятачке перед которой, у входа в гостиничный ресторан, вечно толклись извозчики. Рядом был один из входов в Народный сад — любимое детище покойного купца Ведерникова, не жалевшего для украшения сада средств.
Товарная пристань находилась немного ниже по течению. На берегу, над грузовым причалом, стояли склады и огромные, высотой с трехэтажный дом, деревянные амбары — собственность местных хлеботорговцев. Возле них всегда вились тучи голубей. Зерно грузили на баржи, и маленькие буксирные пароходы тянули их по Волге.
За амбарами и складами как раз и лежал огромный пустырь, временно занятый цирком. От гостиницы «Прибрежная» к шапито вели несколько специально установленных для прохода зрителей деревянных арок, увитых цветными флажками. Между арками стояли щиты с яркими афишами. Это отвлекало взоры от унылых амбаров, мимо которых приходилось идти к цирковому шатру. На площадке перед цирком обычно было людно, и особенно много крутилось здесь ребятни.
«Городок» из фургонов циркачей расположился за шатром, в глухом месте, куда зрители, за исключением любопытных мальчишек, никогда не забредали.
Дальше безлюдный пустырь тянулся до самых заборов на задворках Царицынской улицы. На пустырь из садов выглядывали разве что подслеповатые оконца сараев. Фасады царицынских домов смотрели совсем в другую сторону.
Небольшая, уютная, зеленая Царицынская считалась респектабельным местом. В каком-нибудь крупном городе такую улицу называли бы аристократическим предместьем. Демьяновцы прозвали ее «выселками».
Царицынская застраивалась лет пятнадцать-двадцать назад. Она вся состояла из особняков богатых горожан.
Дома окружали фруктовые деревья, успевшие сильно разрастись. К самой воде спускался сад архитектора Холмогорова, где жили Новинские. Выше стоял дом Новинского, в котором заканчивался ремонт.
У битую девушку нашли в канаве у забора этих двух домов — Холмогорова и Новинского.
Новинский, опять Новинский, будь он неладен! Пусть косвенно, но ведь Новинский был связан и с этим убийством… К тому же Колычев предполагал, что дама, пригласившая Антонину в свой дом, была Надежда Новинская и поэтому девушка оказалась на пустыре возле этих домов. Как только мать Антонины Феофановой оправится, она наверняка сможет опознать роковую заказчицу.
Но даже если подтвердится, что Новинская-вторая приглашала к себе Антонину, это еще не доказательство, что ее муж — убийца. Девушку мог убить кто угодно — проследивший за ней ярмарочный жулик, цирковой артист, сторож, охранявший амбары, матрос с какой-нибудь баржи… Кстати, надо проверить, какие суда и с какой командой стояли в Демьянове в ночь убийства…
Дмитрий читал, что в полицейских частях многих стран держат специально обученных собак, способных взять след убийцы, ведущий с места преступления. Сыскные отделения в крупных городах России тоже стали обзаводится службами собаководов. А чем хуже уездный Демьянов? Как жаль, что Колычев не успел уговорить пристава Задорожного завести в полицейской части такую собаку. Конечно, следы чаще всего успевают затоптать собравшиеся к месту убийства зеваки, но все же, например, от трупа девочки-кружевницы хорошая ищейка могла бы взять след преступника. Интересно, куда бы он привел — к пристани или все-таки в сад к Новинским?
Глава 7
Задумавшись о делах, Дмитрий чуть не забыл, что пора собираться на цирковое представление, контрамарку на которое так любезно предложил ему господин Арнольди. Контрамарка была на два лица, и Колычев решил прихватить с собой Василия, чтобы второе место не пропадало.
— Вася, в цирк со мной пойдешь?
— Ой, Дмитрий Степанович, конечно, пойду, еще бы! — Васькино лицо засветилось от радости. — А борцы там будут? Я страсть как французскую борьбу уважаю…