Тревор Уильям
Две жены настройщика пианино
Уильям Тревор
ДВЕ ЖЕНЫ НАСТРОЙЩИКА ПИАНИНО
Виолет вышла замуж за настройщика пианино, когда он был молод. Белл за старика.
Была в этой истории еще одна подробность, которую, как только объявили о второй свадьбе, сразу вспомнила вся округа - а именно то, что, женившись на Виолет, настройщик пианино отверг Белл. "Что ж, в конце концов, она получила cвою развалину," - отметил один из окрестных фермеров, и в этом замечании не было издевки, лишь констатация факта. Соседи смотрели на вещи так же, хотя, наверное, подобрали бы другие слова.
Волосы у настройщика пианино совсем поседели, и каждую сырую зиму колено все крепче сжимал артрит. Он был уже далеко не так строен, но так же слеп, как и в день, когда женился на Виолет - в четверг, 7 июня 1951 года. Однако, мрак, среди которого он жил, стал теперь менее тяжел и плотен, чем в том 1951-м году.
- Да, - сказал он, стоя в маленькой протестантской церкви Св. Кальмана почти на том же самом месте. И пятидесятидевятилетняя Белл повторила все те слова, которые говорила когда-то перед этим алтарем ее соперница. Время прошло, и ни у кого в церкви не повернулся бы язык сказать, будто память Виолет чем-то оскорблена, или что ее смерть недостаточно оплакана. - :И разделю с ней все, чем владею, - произнес настройщик пианино, а его новая жена подумала о том, что с гораздо большей радостью стояла бы рядом с ним в белом платье, а не в подобающем случаю темно-вишневом. На первой свадьбе она не была, хоть и получила приглашение. Весь тот день она чистила курятник и плакала. Но даже с распухшим от слез лицом она все равно была красивее - и, кстати, почти на пять лет моложе - невесты, которая занимала все ее мысли, и с которой она так ревниво соперничала. Но он предпочел Виолет - или дом, который когда-нибудь ей достанется, горько говорила себе Белл, орудуя в курятнике, и еще небольшую сумму, которая облегчит существование слепому. Его можно понять, напоминала она себе всякий раз, когда видела, как Виолет ведет мужа по улице; всякий раз, когда просто думала о Виолет - женщине, заставившей всё вокруг работать для него и давшей ему новую жизнь. А что еще ей оставалось делать?
Когда они выходили из церкви, звучала музыка Баха - на органе играл сегодня другой музыкант, обычно же это была его обязанность. Люди толпились на маленьком кладбище, расположенном вокруг небольшой серой часовни; там были похоронены его отец, мать и несколько поколений предков по отцовской линии. Тем из гостей, кто не поленится пройти две мили от церкви до дома, полагался чай и коктейли, но многие желали молодоженам счастья и прощались. Настройщик пианино пожимал знакомые руки и видел внутри себя лица, которые описывала ему первая жена. Так же, как тогда, в 1951 году, стояло лето, солнце грело лоб, щеки и плечи сквозь тяжелый свадебный костюм. За всю свою жизнь он до подробностей изучил это кладбище - еще ребенком ощупывал выбитые на плитах буквы и повторял за матерью имена отцовских предков. У них с Виолет не было детей, несмотря на то, что оба их любили. В округе говорили, что он сам был ее ребенком, и это всегда раздражало Белл. Она бы родила ему детей, в этом она была твердо уверена.
- В следующем месяце у меня к вам визит, - напомнил пожилой жених женщине, чью руку держал сейчас в своей, - хозяйке "Стейнвея", единственного пианино этой фирмы из всех его подопечных. Она прекрасно на нем играла. Закончив работу, он всегда просил ее поиграть, уверяя, что не нуждается в другом гонораре. Но она неизменно настаивала на том, чтобы заплатить все, что положено.
- Третьего, в понедельник - так, кажется.
- Да, Джулия.
Она называла его "мистер Дромгольд": он считал, что не стоит поощрять в соседях фамильярность. Между собой люди звали его настройщиком, и в этом звучало не только напоминание о его профессии, но и уважение к таланту, которым он, несомненно, обладал. "Оуэн Фрэнсис Дромгольд" было его полное имя.
- Хороший день сегодня выдался, - заметил новый молодой пастор. Обещали дождь, но, кажется, ошиблись.
- Небо:
- Ох, безоблачное, мистер Дромгольд, безоблачное.
- Это хорошо. Я надеюсь, вы к нам придете?
- Обязательно, - с нажимом сказала Белл и поспешила к толпившимся на кладбище, чтобы повторить приглашение - она рассчитывала на вечеринку.
Некоторое время спустя, когда вторая свадьба отошла в прошлое, соседи стали поговаривать, что пора настройщику пианино подумать о пенсии. С учетом больного колена, слепоты и преклонного возраста в домах, монастырях и школах, где он находил применение своему таланту, его бы более чем поняли. Он нуждался в отдыхе, и удача, сопутствовавшая ему все эти годы, была залогом того, что он может себе это позволить. Но стоило кому-нибудь болтливому или любопытному заговорить о пенсии, он тут же категорически отрицал подобные домыслы, из чего подразумевалось, что только смерть положит конец его деятельности. Истина заключалась в том, что он бы пропал без своей работы, без регулярных путешествий в окрестные городки, куда ездил столько лет подряд. Нет-нет, уверял он, они еще не раз увидят, как белый "воксхолл" въезжает в их ворота, стоит во дворе монастыря или на обочине, пока его хозяин поедает бутерброд, запивая чаем из термоса.
К работе его приучила Виолет. Когда они поженились, он все еще жил с матерью в привратницком домике при Барнагормском имении. Он тогда только пробовал настраивать пианино - два в самом имении, еще одно в Барнагорме и одно на ферме, куда приходилось четыре мили добираться пешком. В те времена люди жалели его за слепоту и поэтому время от времени просили то починить сиденье кресла - он умел это делать, то поиграть по какому-нибудь поводу на скрипке, которую мать купила ему еще в детстве. Виолет изменила его жизнь. Она переехала в привратницкий домик, и они с матерью, хоть и не во всем соглашаясь друг с другом, все же неплохо уживались. У Виолет была машина, и это означало, что она могла довезти теперь его в любое место, где обнаруживалось неухоженное пианино. Они стали ездить до сорока миль в каждую сторону. Она навела порядок в счетах и стала включать туда расходы на бензин, износ машины и колес. В специальном календаре отмечала даты очередных визитов. Их доход заметно вырос, но не только из-за пианино - ей пришло в голову также и то, что, играя на скрипке, он может заработать больше, чем выходило до сих пор: сельские вечера в пивнушках, летние танцы на открытых площадках - обычай, который в 1951 году был еще жив. Оуэн Дромгольд обожал свою скрипку, и все равно бы играл, за деньги или без. Деньгами занялась Виолет.
Таким образом, их брак вполне устоялся, и когда Виолет достался в наследство отцовский дом, она перевезла мужа туда. Раньше это была ферма, но постепенно из-за пагубного пристрастия к выпивке, подкосившего несколько поколений предков Виолет, но не затронувшего ее саму, земля ушла к другим владельцам.
"Расскажи, что там," - часто спрашивал ее муж, и Виолет рассказывала ему о доме, спрятанном у изгиба дороги на краю гор - синевато-дымных, когда на них по-особому падал свет. Она описывала ему каждый уголок, деревянные ставни на окнах: когда сильный восточный ветер устраивал в доме сквозняк, а в комнате, названной однажды гостиной, задувал в камине огонь, он слышал, как она закрывает их на щеколду. Она описывала узор на ковровой дорожке, покрывавшей единственный лестничный пролет, и бело-голубые фарфоровые набалдашники на кухонном буфете, передняя дверца которого никогда не открывалась. Он любил слушать. Мать так и не смогла примириться с его слепотой, и ей никогда не хватало терпения. Отца, конюха в Барнагормского имении, который разбился насмерть, упав с лошади, он не помнил. "Тощий, как борзая собака," - охарактеризовала Виолет его фотографию.
Она рисовала в его воображении большой холодный зал Барнагормского имения. "Мы направляемся к лестнице и обходим вокруг стола, на котором стоит павлин.
Громадная серебряная птица, а на крылья ей приклеили кусочки цветных стекол, чтобы показать, какие красивые у нее перья. Зеленые и голубые," добавила она, когда он спросил, какого они цвета; и конечно, это стекляшки, а не камни, потому что ей кто-то когда-то про это говорил, пока он возился со старым растрескавшимся роялем в гостиной. Ступеньки были все истерты, он их выучил, пока поднимался в детскую к "Чаппелу". Первая лестничная плошадка темная, как туннель, говорила Виолет, по бокам стоят диваны, а сверху несколько рядов неулыбчивых портретов, они в тени и плохо видны.