Он много знал и многое умел. Знал все созвездия на небе, хорошо говорил по-французски, увлекался фотографией. А в гимназии перебивался с тройки на тройку, случалось, и двойки получал.
Отчасти мешала скрипка. "У меня музыкального таланта нет, - писал Борис, - но скрипку я очень люблю. Занимаюсь музыкой столько, что знакомые говорят папе: "Смотрите, как бы он у вас в консерваторию не удрал бы!" Да напрасно они глаголят суетное. Не удеру я в консерваторию, хотя хотел бы. Не решил я ещё одного вопроса: куда меня больше тянет - в науку или в искусство?
Живут во мне два человека - один желает быть артистом, другой работать в какой-нибудь лаборатории, и оба для своего счастья".
Он обращался за советом даже к самому Льву Толстому, великому русскому писателю.
Выбрал Житков науку. Окончив гимназию, он поступил в Одесский (или, как тогда говорили, Новороссийский) университет.
"НЕБЛАГОНАДЕЖНЫЙ" СТУДЕНТ
Житков отрастил бороду. Надел чёрную куртку с голубыми петлицами и голубым кантом на воротнике. На куртке два ряда золотых пуговиц с гербом.
Это было время, когда почти во всех высших учебных заведениях России вспыхивали студенческие волнения. Непокорных студентов отдавали в солдаты, сажали в тюрьмы.
Зимой 1901 года в университете, где учился Житков, тоже появились листовки. Собирается студенческая сходка. Громко читается письмо о том, как в Харькове казаки зверски избили рабочих и студентов, осмелившихся выйти на демонстрацию.
- Господа, прошу прекратить безобразие, прошу разойтись, - обращается к собравшимся ректор.
Куда там! Его слова тонут в гуле возмущённых голосов. Лекции сорваны. Борис Житков - среди бастующих.
За участие в "беспорядках" его исключили из университета. Немало сил стоило ему разрешение посещать лекции. Но в университете Житков остался на положении "неблагонадёжного". Он попытался перевестись в Петербургский университет и, конечно, получил решительный отказ. В столице своих "бунтовщиков" хватало.
Полиция не спускала с него глаз. "Студент Житков уехал туда-то, вернулся оттуда-то, сменил адрес", - доносили тайные агенты.
Снял Житков отдельную комнату и поселился там со своими четвероногими друзьями: собакой Плишкой, кошкой и маленьким волчонком, которого решил во что бы то ни стало приручить. Для заработка давал уроки, репетировал "богатых балбесов".
Он был заядлым спортсменом. Участвовал в парусных гонках. Сам, своими руками построил яхту "Секрет" - лёгкую, стройную, с тонкими, как струны, снастями.
Сдал экзамен на штурмана. Летом нанимался на парусники, "дубки", ходил по Чёрному морю к дальним берегам: в Турцию, Болгарию. Плавал и по Средиземному морю, и Красному. Бывало, попадал в суровые переделки, часто окружали его люди недобрые, контрабандисты. Случалось, оставался без гроша в кармане в чужих краях.
"Попал я в Болгарию, - рассказывал Житков, - в город Варну. Деньги у меня все вышли и стал я голодать. Продал часы - проел. Осталась цепочка. А из костюма я выбиваться не хотел - будет у меня босяцкий вид, кто меня возьмёт?
На базар хоть не ходи - не мог я этих жареных пирогов видеть. Однако на третий день и есть перестало хотеться. Хожу и всё воду пью. Напивался так, что нагнуться страшно - назад выльется... как из кувшина. А голод замер. Только подошвы жечь стало: ступаю, как по горячей плите.
Там, в Варне, сад есть. "Морская градына" называется. Обрывом к морю спускается. И весь обрыв в кустах. Там я и ночевал. Забьюсь в кусты, устроюсь, кулак под голову и стараюсь про хорошее думать: что я дома, и кот в ногах спит. Гляди, и засну..."
Это было незадолго до июньских событий 1905 года. В Одессу приходит восставший броненосец "Потёмкин". Казаки стреляют в бастующих рабочих. На улицах перевёрнутые вагоны. Горит порт. В огне и под пулями солдат погибают тысячи людей.
"Огненным поясом охватила порт горящая эстакада, - писал много лет спустя Житков, - с треском и грохотом рвались гигантские дубовые балки. Затлели пароходы, стоявшие у пристани. Горели постройки и плотным удушливым дымом потянуло от штабелей угля.
И за треском пожара люди не слышали треска стрельбы: это из города пехотный полк обстреливал порт. На ярком фоне пламени чёрная толпа металась по молу. Её стегали залпами вперекрест".
Утром солдаты, словно играя в азартную игру, расстреливали прохожих: промахнулся - решка, попал - орёл!
Его самого могли не раз убить, расстрелять. По нескольку суток не бывал он дома: сражался с погромщиками, перевозил оружие для рабочих и матросов, доставлял нелегальную литературу. Он активно участвовал в революции.
Ни в какой партии Борис Житков не состоял, но всегда был на стороне большевиков, рабочих, матросов. Он вступает в запрещённый царскими властями профессиональный союз моряков, участвует в таких революционных делах, за которые легко можно было попасть в тюрьму, на каторгу. "В рассказе "Компас", - вспоминал Житков, - почти точно описано то, что было со мной и с моим товарищем Серёжей. Его потом за другое такое же дело сослали на каторгу. Революция его освободила".