Перед глазами в нечеткой дымке снова встают картинки из прошлого. Знаете же это состояние между сном и явью, когда видения так зыбки, но так интересны? Вот эту грань осознанного сна? Кажется, сейчас я поймала именно ее.
Думаю, это прошлое. Передо мной, по петляющей лесной тропинке, кродется белый зверь, раза в два больше обычного волка. Мех — шикарный, с удовольствием бы пощупала, но за такую наглость наверняка отгрызут руки. Зверь то и дело вырывается вперед, но потерять не страшно — на фоне зеленой травы она прекрасно заметна, ее бы даже обычный человек увидел.
Лес красивый, светлый, шелест листвы над головой здорово расслабляет, да и реку где-то вдали слышно. Тепло, Владу бы тоже понравилось.
Пока я любовалась красотами, волчица успела уйти вперед, а я была вынуждена искать ее исключительно на звук и запах, даже больше на звук, слишком уж жалобно та взвизгнула. Мчусь к ней, чтобы понять, что передо мной Леда — слишком уж мы похожи внешне. На ноге у оборотницы след, две красных точки — змеиный укус. Змея вьется здесь же, слишком осознанно, пока в какой-то момент не обращается Владом. Удивленно хлопаю глазами — феноменальное сходство между воплощениями. А память, кажется, решила подкинуть мне знакомство Леды и Полоза.
Оборотень — здесь он выглядит старше волчицы, человек бы разницу не уловил, но я научилась ее различать — поднимает пострадавшую на руки.
А в реальном мире из меня вышибает последний воздух неожиданно крепкая хватка Влада. Зыбкое видение исчезает, а я встречаюсь глазами со змеем, решившим все-таки прийти в себя. Кое-как освобождаю руку из плена одеяла и тянусь к лицу оборотня. Жар спал, его потряхивает от холода теперь, но пододеяльник липнет к мокрой спине.
— Как ты? — шепотом, мне кажется, ему сейчас не понравятся громкие звуки.
— Жить можно, — улыбка слабая, но искренняя, мое чутье в этом плане не проведешь. — Мне такой сон приснился…
— Про прошлое? — после кивка продолжаю. — Мне тоже…
Пальцы сами зарываются во влажные спутанные волосы в попытке привести их хоть в какое-то подобие порядка. Ужов не сопротивляется, наоборот, сползает по кровати чуть ниже — одновременно предоставляя мне больше простора для действий и посильнее укутываясь одеялом. А у меня неожиданно сердце сжимается от какой-то необъяснимой нежности. Я понимаю, что это именно нежность, хотя настолько ярко никогда ее не испытывала, у меня даже новорожденные котята до того вызывали только вежливое умиление.
Ладони змея в ответ на мои действия мягко проходятся по бокам, соскальзывают на спину. Зверь внутри, к удивлению, довольно ворчит, хотя даже Андрею за попытки погладить периодически доставалось. Но раз уж мы с прошлой жизни вместе, то может такое доверие и оправдано. Другой вопрос, что я не знаю мыслей самого Влада по этому поводу, так что мои выводы и готовность идти навстречу могут оказаться поспешными. Надо бы подгадать момент, поудобнее.
— Ты такая красивая… Сейчас даже еще красивее стала.
— Ты меня смущаешь, — я действительно вспыхиваю ушами, лицом и шеей.
Змей прижимается еще плотнее, хотя, казалось уж, куда ближе, и по шее неожиданно проходится раздвоенный кончик языка, заставляя вздрогнуть. Вот только крепкие объятия не позволяют отодвинуться. Щекотные влажные прикосновения иногда чередуются с касаниями клыков, от которых не могу не застыть, слишком уж отчетливо я себе представляю, сколько в них яда и как ощущается отравление в таком случае. Хотя, он ведь контролирует свою ядовитость…
На краю сознания мелькает нервная мысль, что дверь-то я не заперла. Влад улавливает напряжение, исчезновение ленивого разнеженного состояния. Приподнимается на локте, рассматривая слишком внимательно:
— Что-то не так.
— Дверь. У меня нет ключей, а в доме слишком много живых существ.
— Я думаю, — выдыхает он прямо в губы, — что все эти живые существа — не глухие, поймут, что сейчас не лучший момент, чтобы вторгаться в чужое личное пространство.
— Главное, чтобы не подсматривали.
— Значит, будут подслушивать.
Змей дышал все еще слишком тяжело, так что мне пришлось повалить его обратно на кровать, со словами "Не хочу, чтобы про меня говорили, мол, я заездила тебя до смерти". В жизни бы не подумала, что проигнорирую настолько непрозрачный намек. Ужов хмыкнул, хотел было возмутиться, но в этот самый момент, неожиданно для самого себя, зябко повел плечами. Мой взгляд его не пронял, но на подушке он все-таки устроился удобнее, а у меня в голове возникло странное желание проверить свои наблюдения. Пока по ним выходило, что единственная растительность на теле у змей — волосы на голове, брови и ресницы.