— Чем займем людей, Иван? — спросил Буцанов. — Соревнования были, учения постоянно идут, надо бы им праздник устроить…
— Самое время назначить банный день, — ответил Семенов. — Пусть ребята расслабятся и отдохнут — кто знает, сколько кому еще жизни отмерено…
Комиссар это решение одобрил. Впрочем, они жили душа в душу, и разногласий между командирской и партийной властью практически не было. Такое взаимопонимание случалось редко — чаще командир и комиссар грызлись, как кошка с собакой, писали друг на друга рапорта и ставили палки в колеса. И все ради того, чтобы доказать — кто главней…
— Мы тут с комиссаром посовещались и решили вечером устроить праздник по случаю наших побед над белой гидрой по всему фронту, — объявил комэск на утреннем построении.
— А также в честь храбрости, верности делу революции, соблюдения строгой воинской дисциплины и высокой сознательности бойцов «Беспощадного», — торжественно добавил Буцанов. — А сейчас — банный день!
— Ура-а-а-а! — раскатисто прокричал строй.
— А праздник с самогонкой? — звонко выкрикнул кто-то. Семенову показалось, что это Васька Сергеев — известный бузотер из третьего взвода.
Вопрос был справедливый: какой же праздник «насухую»?
Комэск и комиссар переглянулись. Буцанов кивнул: дескать, не возражаю.
— Раз комиссар согласен, то и я не против, — сказал Семенов.
По рядам пронёсся одобрительный гул.
— Но чтоб себя блюли и меру знали! — добавил он строго. — Под ответственность взводных командиров!
— За малейший проступок вводится сухой закон, — подытожил Буцанов.
— Правильно, комиссар, — кивнул Семенов. — Так что, гулять — гуляйте, а за порядком присматривайте!
— Товарищ командир! — раздалось из строя. — Разрешите обратиться?
— Разрешаю.
Строй расступился, вышел невысокий скуластый боец в стареньком, но чистом и отутюженном кителе.
— Мы тут с мужиками покумекали, — сказал боец. — Сейчас дичи в лесу много. Дозвольте… то есть, разрешите охоту снарядить.
Семенов улыбнулся.
— Сам с утра подумывал… да потом патронов жалко стало… Ну, так и быть, — махнул он рукой совсем уж по-свойски, будто с приятелями договаривался. Бойцам это нравится.
— Только не из винтовок шмаляйте, а то людей постреляете. Ружья возьмите, выберите самых метких: от взвода по два человека, не больше. И рыбалку заодно организуйте. Ушицы поедим.
Бань в Сосновке — чуть не в каждом дворе. Выбрали получше да почище, на каждый взвод, отрядили бойцов на заготовку дров и веников. Через пару часов над трубами курился дым, бойцы по очереди заходили в маленькие избушки, откуда выскакивали красные, распаренные, исхлестанные вениками, с криками обливались холодной водой из колодца и, одевшись, садились в тенек, расслабленно курили, травили байки и громко хохотали.
Охотники разошлись по окрестным перелескам бить фазанов и зайцев, рыбаки рассыпались по берегу удить рыбу. Трое самых заядлых, пользуясь всеобщим благостным настроем, отпросились на озеро в полутора верстах к северу, под самой линией фронта: местные раззадорили их байками про водящихся в озере гигантских сомов. Те, кто с купеческой жилкой, предались радостям свободного обмена: меняли у сосновцев гуталин на сало, муку на соль и чай, по курсу два к одному — сэкономленную перловку на выманенную из крестьянских запасов гречку.
Иван позвал к себе Сидора — посидеть, побалакать за жизнь. Поддавшись общей благодушной атмосфере отдыха, братья устроились возле штаба, под развесистой шелковицей, за столом с горячим самоваром и кусочками колотого сахара в расписной плошке. Душевно почаевничали и уже собирались идти париться, когда быстрым шагом во двор вошел Буцанов — в расстёгнутом кителе, хмурый и злой.
— Что случилось? — Семенов сразу догадался: комиссар пришёл с плохой вестью. — Докладывай!