И сегодня я как раз могу делать все, что захочется. Пнуть идеальный ковер у лестницы. Сдвинуть с места (о преступление!) любимую вазу Майкла. Включить свет во всем доме. Напиться в одиночестве…
Додумать план действий я не успела, потому что в вдруг холле погас свет. Отлично. Стоило маленькой девочке остаться одной, как начались проблемы. Лампочки что ли перегорели? Все пятнадцать сразу? Надеюсь, на втором этаже свет есть. Не хотелось бы просидеть остаток ночи при свечах. И где, кстати, у миссис Филипс свечи?
Я наощупь нашла перила, поставила ногу на ступеньку.
– Добрый вечер, миссис Атертон, – произнес вкрадчивый мужской голос.
8
У меня волосы стали дыбом.
– П-привет. Вы кто?
Это, конечно, садовник. Как там его? Эндрюс?
– Эндрюс, это вы? – Я старалась говорить твердо, но голос все равно дрогнул. – Что у нас со светом?
От смеха, который раздался в ответ, мои ноги стали ватными.
– Нет, миссис Атертон, я не Эндрюс. А со светом у вас все в полном порядке.
Я вцепилась в перила.
– Что происходит, черт возьми? Включите свет!
– Не волнуйтесь, миссис Атертон, это вам не идет.
Мне показалось, что голос раздался прямо у меня над ухом, и я рванула вверх, прыгая через ступеньки.
– Ну раз вы так боитесь темноты… – произнес голос с некоторым разочарованием.
Я оступилась, подвернула ногу и всем весом рухнула на ступеньки.
И тут включился свет.
Я обернулась. У выключателя стоял мужчина в черном спортивном костюме. Он улыбался.
– Так лучше? Я не хочу, чтобы вы переломали себе ноги, моя дорогая Кристина.
Спазм в моей груди разжался, уступив место злости.
– Я не ваша дорогая Кристина. Немедленно убирайтесь отсюда, иначе…
– Иначе что?
Он неспешно, как хозяин, подошел к дивану и сел, закинув ногу на ногу.
– Я вызову полицию.
– Правда? – Он потянулся к радиотелефону, который стоял перед ним на журнальном столике, пощелкал кнопками. – Боюсь, ваш телефон не работает. Какая незадача.
Мне стало страшно.
– Что вам нужно?
– Фи, миссис Атертон, разве так хорошая хозяйка разговаривает с гостем? – усмехнулся он. – Где чай, булочки или чем еще там угощают в этом доме?
Смех исчез из его голоса, а с лица – улыбка. И тут я его узнала. Низкие надбровные дуги, неприветливый взгляд… На моем диване сидел Сэмюель Грейвз собственной персоной. Наследник миллионов и недавний клиент Майкла.
Непередаваемое облегчение охватило меня. А я то уже решила, что мне повезло налететь на грабителя. Странный тип этот Грейвз. Что за манера вламываться в дом…
– О, мистер Грейвз, я и не думала, что вы любите ходить в гости таким странным способом.
Я стала спускаться по лестнице. Правая лодыжка неприятно саднила.
– Майкла нет дома, – продолжала я. – И я понятия не имею, когда он вернется. Так что вам лучше заглянуть к нему в офис.
– Я знаю.
Грейвз снова улыбнулся, и так жутка была его фальшивая белозубая улыбка, что я застыла на месте.
– Дома нет не только Майкла, не правда ли, миссис Атертон? У вашей служанки выходной, а экономка мчится сквозь ночь к дочери. Кухарка удачно заболела, а вторая служанка была уволена за шпионаж. Вот ведь мерзавка, правда?
Он встал и вытащил из кармана длинный черный шнурок.
– Вы одна, в таком большом доме… Случись вдруг что, и никто не придет на помощь.
Он пошел ко мне. Шнурок вился вокруг его пальцев как живой.
– Да, миссис Атертон, больше никого нет. Лишь вы и я.
Я в панике попятилась назад. Что я знаю об этом человеке? Ничего. Майкл доказал, что он невиновен, но разве Майкл не защищал Лео Вэлентайна тоже?
Я больно ткнулась спиной в перила. Все, Кристина, возьми себя в руки. Этот человек немного не в себе. Я должна быть с ним вежлива, но непреклонна.
– Мистер Грейвз, вы должны уйти. – Я смотрела ему прямо в глаза и боролась со страстным желанием убежать.
– Неужели? Но я еще не сделал то, зачем пришел.
Чпок. Он резко натянул и отпустил шнурок.
Я вздрогнула. К счастью, Грейвз остановился.
– Я пришел, чтобы осуществить высшую справедливость, – сказал он.
Лицо его, такое грубое и неприятное, внезапно просветлело и стало почти симпатичным. Но от этой метаморфозы меня бросило в дрожь. Передо мной стоял сумасшедший, и шнурок в его руках больше не казался нелепой игрушкой.