Вдруг музыканты самозабвенно заиграли танго. Ульрих встал из-за стола и учтиво пригласил Николь. Она когда-то прекрасно танцевала танго, но это было еще до замужества. Впрочем, ей и в голову не пришло отказаться. Она вообще заметила за собой, что постоянно соглашается со всем, что бы ей ни предложил Ульрих. Но это ее ничуть не огорчало, напротив, даже нравилось.
На танцевальную площадку ресторана вышли только они одни, но это их нисколечко не смутило.
Ульрих Хант умел танцевать танго по-настоящему, со всеми сложными па, резкими замираниями и запрокидываниями. И тело Николь мгновенно откликнулось, вспоминая давно, казалось бы, забытые движения. Мгновение спустя она мимолетно отдала себе отчет в том, что танцует этот танец блестяще как никогда, несмотря на то что давно не практиковалась. Они двигались по мрамору пола то томно и плавно, то захватывающими дух рывками, резко и чувственно разворачивались и легко продолжали свое отчетливое движение.
Сплетение рук.
Легкость ног.
Выразительность взгляда.
Артистичная томность, то и дело сменявшаяся взрывами чувств, тягучая нега и пылкая страсть, выраженные в музыке и движениях танцоров, насыщали пьянящим ароматом атмосферу ресторана…
Николь и Ульрих были прекрасны.
Николь и Ульрих были счастливы.
Когда музыка смолкла, замерли и они, и в этот же момент по залу пронеслась оглушительная волна аплодисментов. Даже какая-то пожилая дама, до неприличия увешанная бриллиантами, закричала:
— Браво! Браво! Какая блестящая пара!
Ульрих посмотрел на нежно разрумянившуюся Николь.
Николь посмотрела на пленительно разгорячившегося Ульриха.
И оба расхохотались. Они и сами не поняли, с чего это вдруг их накрыло такое неуемное веселье.
Все сидящие в зале по-доброму им улыбались, заражаясь их приподнятым настроением.
Домой Николь вернулась уже под утро и, едва раздевшись, плюхнулась на кровать и мгновенно заснула. Но уже в полдень ее разбудила Сэйри. Она была взбудоражена и чем-то озабочена.
— Николь, просыпайся быстрее! Ты только посмотри, что у нас творится! — суматошно всплескивала она руками. — Цветы, одни цветы… — у Сэйри даже дар речи куда-то задевался.
— Какие еще цветы? — Николь спросонья ничего не соображала. Она сидела на кровати и смотрела на Сэйри Бак сонными глазами, пытаясь понять, что случилось.
— Ну что ты сидишь, посмотри, что делается в доме! — Сэйри в нетерпении протянула хозяйке белоснежный пеньюар.
Николь ничего не оставалось делать, как под ее настойчивым натиском торопливо одеться и выйти из спальни. Она уже подошла к лестнице, чтобы спуститься в гостиную. Но успела сойти лишь на пару ступенек и тут же встала как вкопанная. Зрелище, которое открылось ее глазам, было потрясающим. Слов не было. Николь в оцепенении стояла и смотрела вниз, зачарованная увиденной картиной.
Да, посмотреть было на что: все огромное помещение было уставлено корзинами с разноцветными розами. Комната напоминала собой благоуханное море цветов.
Чудесная сказка.
Николь никак не могла понять, откуда взялось в ее гостиной это разноцветное и ароматное море.
— Я сплю? — спросила она у Ли, которая плыла по цветочным волнам с новой корзиной в руках.
Та улыбнулась и загадочно произнесла:
— Теперь уже нет. В доме поселилось счастье, оно пришло сюда вместе с любовью.
Николь ничего не сообразила, хотя уже и привыкла к ее философским ответам.
Вся прислуга, живущая на вилле, вывалила посмотреть на такое царственное чудо.
Такого в этом доме не было никогда. Даже когда Николь выходила замуж за Марка.
А через мгновение в гостиную вихрем ворвался Ульрих Хант. В руках он держал еще одну корзину с цветами.
Николь так и ахнула.
Ульрих был удивительно хорош собой.
Улыбчивый.
Свежий. Влюбленный.
Белый костюм, голубая рубашка и галстук в тон необыкновенно шли ему. Он огляделся в поисках, куда бы пристроить цветы, и, не найдя ничего подходящего, вручил их кухарке Марте, которая стояла к нему ближе всех остальных. И тут же, освободив руки, извлек из внутреннего кармана пиджака небольшую бархатную коробочку, открыл ее и вынул искрящееся на свету обручальное кольцо с бриллиантом. Он поднял руку с кольцом, словно с режиссерской палочкой.
И повисла тишина.
Все замерли, предчувствуя, что сейчас произойдет что-то особенное.
— Николь, я люблю тебя! Пожалуйста, выходи за меня замуж! — разрезали безмолвие его слова, и Ульрих Хант протянул руку с кольцом вперед, словно умоляя ее ответить поскорее.
Николь словно язык проглотила. Стояла в своем изящном белом пеньюаре и немигающим взглядом смотрела на Ульриха. Ее сердце билось через раз. В горле застрял ком. Он мешал говорить и даже думать.
А потом волна обыкновенного бабьего счастья накатила и накрыла ее с головой.
Сэйри, видя ее замешательство, незаметно ткнула хозяйку в бок.
Николь встрепенулась и выдала первое, что пришло в голову.
— К-как же я смогу, если я не одета?..
Сэйри все сразу сообразила. Ее сердце зашлось. Душа запела от радости за свою хозяйку, и она, хитро улыбаясь, спросила:
— А если оденешься, сможешь?
— Конечно!.. — не думая, молниеносно ответила Николь и только после этого наконец вышла из состояния оцепенения.
И вдруг разразилась искристым смехом, который своими летучими искорками мгновенно разжег вокруг просто сумасшедший хохот.
— Тогда, может, оденешься? — сквозь смех проговорил Ульрих Хант.
Ее смех он воспринял как согласие. Так оно и было на самом деле.
Николь не заставила себя ждать. И спустя минут двадцать уже спускалась в гостиную, облаченная в белоснежные брюки и бирюзовый атласный топ. На ногах у нее были надеты бирюзовые босоножки на каблучке.
Ульрих подошел к ней, восхищенно оглядел ее с головы до ног и поцеловал в губы. Первый раз. Ох… Этот поцелуй был такой теплый и нежный, что хотелось продолжить. Но Николь приходилось сдерживать свои тайные желания, потому что рядом стояла Сэйри и ее сестра.
— Мистер Хант, вы останетесь у нас на обед? — вежливо спросила Сэйри Бак, незаметно оценив, как смотрится ее любимая Николь рядом с Ульрихом Хантом.
Оба молодые, яркие, полные сил, они подходили друг другу, как никто другой. И Сэйри с удовлетворением это про себя отметила.
— Благодарю, но нам бы хотелось прогуляться. — Ульрих опять все решил за Николь. И она даже не подумала возражать.
Ее ждал сюрприз. Ульрих отвез ее в муниципальную художественную галерею, расположенную недалеко от Голливуда. И там… показал свои работы.
— Ты, оказывается, еще и художник! Твои вещи просто необыкновенные. В них ощущается столько нерастраченных чувств, — восхищалась она его произведениями.
Его работы и на самом деле были хороши.
— Да нет, это просто мое хобби. — Ульриху было приятно, что его похвалили. — Но когда мы сделаем наш фильм, то обязательно откроем галерею. Ты же хотела, — лукаво заглянул он в глаза Николь.
Она с пониманием улыбнулась. Она еще никогда не чувствовала себя такой нужной и любимой…
Выйдя из галереи, они снова сели в машину и, миновав стадион Доджера и городскую ратушу, выехали на дорогу, ведущую к заливу Сан-Педро. Какое-то время спустя они очутились на Лонг-Бич.
Там, на берегу, они на один день сняли небольшое бунгало. Им хотелось побыть одним. Они соскучились друг по другу.
Их души уже пришли к согласию.
Теперь их тела хотели познать друг друга.
Горячая сладострастная волна плеснула в мозг, запутав все мысли, смыв все желания, кроме одного, главного…
Пальцы Ульриха мягко гладили ее лицо. Она чувствовала их необыкновенно легкие и нежные касания, которые пьянили ее, вызывая нестерпимое желание…
Вот они осторожно коснулись ее томной шеи, словно знакомясь. Совсем чуть-чуть. Осмелев, прокрались к груди и теперь уверенно скользили по ней, играя со сладострастно напрягшимися сосками, чувствуя, как тело Николь загорается страстным огнем. Вслушиваясь в его бережные прикосновения, она закрыла глаза и почувствовала, как мурашки пронеслись по телу, как все волоски встали дыбом, как по жилам и жилкам хлынули потоки и ручейки огня. Из ее горящих губ невольно вырвался стон…