— Что ты, сержант. Потерпи немного. Сейчас я тебя дотяну до роты, а там санитары в тыл снесут. В госпитале залатают, будешь, как новый. Подожди, я только до комбата доползу.
Москалев молчал. Комбат лежал чуть впереди, без шапки, уткнувшись лицом в землю. Борис подполз поближе и увидел — у комбата не было половины головы. Ошметки мозгов красно-серыми пятнами на шинели. Борис с трудом сдержал подступившую к горлу рвоту. Попробовал снять с комбата планшет, не смог. Вытащил нож, перерезал лямки. Вернулся к Москалеву.
— Держись, сержант. Я осторожно. Дай я мешок сниму. Я тебя, как на санках, за шинель.
Дотянул до комроты.
— Товарищ старший лейтенант, комбат убит, я его планшет взял. Сержант Москалев тяжело ранен. Его бы в тыл.
— Куда в тыл? Ты что, не видишь? Немец пулеметами нас отрезал. Заранее пристрелялся, гад. Нам еще хорошо. В первой и третьей носом в землю лежат, головы поднять не могут. Проверь, есть ли связь.
Связи не было.
— Слышь, связист, давай до бугра. Если до бугра перерезало, соедини. Если до бугра цело, дальше не надо. Все равно не доползешь.
Через пять минут Борис вернулся.
— До бугра все цело, товарищ лейтенант. Дальше перерезало. Там все снарядами перекопано.
— Ну и хрен с ним. Отдыхай, связист. Пусть Яковлев почешется. С ним командир полка. У него, небось, связисты есть. Захочет с нами по телефону поговорить, пошлет. А нам и так ясно, что делать. По цепи передай, взводных ко мне. И санинструктора.
Борис наклонился над Москалевым. Сержант лежал на боку и тихо стонал.
— Дай попить, Великанов. У меня в мешке фляжка с водой, мочи нет пить хочется.
— Нельзя тебе пить. Если в живот ранило, нельзя пить.
— Все равно мне конец. Помру быстрее, мучиться меньше. Дай напиться, Борис.
— Не дам, сержант. Сейчас санинструктор придет. Комроты позвал. Она тебя перевяжет, даст что-нибудь, дотянешь до санбата.
Вокруг Кривошеина собрались взводные.
— Дела наши, ребята, хреновые. Комбат убит, связь накрылась. Назад пути нет. Значит, только вперед. Обождем. Надоест немцу ракеты разбазаривать, — и вперед. По-пластунски, незаметно. А там в атаку. Наше дело правое, либо грудь в крестах, либо голова в кустах. Только тихо, без геройских криков. Я по цепи передам, когда поползем. Наше счастье, что перед нами у немцев минометов нету. А то дал бы пару раз Ванюшей, все бы в этой "мертвой зоне" остались. Ну, докладывайте. Первый взвод?
Потерь немного. Борис думал, больше. Три убитых, пятеро раненых. Санинструктор сказала — не очень тяжело.
— Ты, Неделина, посмотри сержанта Москалева. Связист говорит, плохой он.
Москалев уже не стонал. Хрипло дышал широко раскрытым ртом.
— Ну-ка, миленький, я тебя на спину переверну. Вот так. И мешок под голову. Что же связист твой сам не догадался? Сейчас посмотрю, куда тебя угораздило. Да лежи спокойно, я сама все расстегну. Слышь, связист, давай сюда поближе. Тебя как звать-то?
— Борис. Борис Великанов.
— Приподними его, Боря, я штаны спущу. Да ты лежи спокойно, чего стесняешься. Что я, мужиков не видала? Сколько крови запеклось. Сейчас почищу малость и перевяжу.
— Когда кончила, отозвала Бориса в сторону.
— У тебя водка есть?
— Есть, товарищ старшина. Сейчас достану.
— Да не мне, дурак. Ты ему дай хлебнуть побольше. Чтобы опьянел совсем. Зачем ему последние часы мучиться? Не жилец он. Печень ему повредило. Никакой госпиталь не поможет.
— Он очень пить хотел. — Ты ему сперва водку дай.
За ночь четыре раза рота пыталась пойти вперед. Немцы ракет не жалели. Сплошная стена пулеметного и орудийного огня отбрасывала людей назад в "мертвую зону".
Начало светать. Впереди на пригорке черными пятнами на белом снегу — убитые. Кривошеин, голова перевязана, слегка царапнуло, созвал взводных.
— Все, ребята. Будем здесь конца войны ждать. Доставайте энзе, пусть люди поедят.
Москалев к утру умер. Умер тихо, не стонал. Борис несколько раз поил его водкой, пол-фляжки ушло.
На рассвете Борис начал замерзать. Особенно коченели руки. Брезентовые рукавицы не грели. Уже два раза оттирал снегом побелевшие пальцы. Полулежал, согнувшись, вещмешок под бок. Когда Москалев умер, снял с него шинель, укрылся. Не очень помогло.
Было тихо. Немцы лишь изредка давали пулеметные очереди: мол, будьте спокойны, не делайте глупостей. На флангах канонада тоже прекратилась. Видно у первого и третьего ничего не вышло.
Неожиданно громко зазвонил зуммер. Борис схватил трубку.
— Ласточка, Ласточка, я Орел, как слышишь, это ты, сержант?