Переправа прошла без потерь. Потом — пять суток непрерывного боя. Семнадцатого мая стало тихо. Немцы поняли — ликвидировать плацдарм не дадут, наши поняли — расширить плацдарм не удастся. Утром восемнадцатого мая перед строем офицеров полка был расстрелян командир второй батареи капитан Семен Голубович. У Бориса сложились хорошие отношения с этим, уже за тридцать, полноватым молчаливым белорусом.
В полку уцелели четыре самоходки. Их врыли в землю на левом фланге обороны. Мещерякова тяжело ранило, так что полк опять без ПНШ-1. Установили дежурство штабных офицеров на Малой земле, и первым на две недели остался Борис. Кроме экипажей машин под его началом были три разведчика, два связиста и фельдшер. Кормила их кухня соседнего пехотного полка, так что с большой земли гости приезжали редко, только начфин с зарплатой и почта, если была.
Через несколько дней Борис написал ночью при свете коптилки стихи о расстреле Голубовича. Написал сразу без помарок и исправлений. Как будто под диктовку.
Баллада о моем друге капитане
Семене Ивановиче Голубовиче, расстрелянном в Бессарабии 18 мая 1944 года.
Это было на Малой земле С той стороны Днестра, Где все измученнее и злей, Где люди забыли страх. Пять километров ширины И в глубину два, Такого за три года войны Я еще не видал. Было много пехотных полков С той стороны реки. Тридцать, двадцать, меньше штыков Водили эти полки. Тот, кто на той стороне был, Мог бы по пальцам счесть Пушки, танки и наши гробы СУ-76. В то время шла по земле весна, Цветы принося полям, Но трупов было больше, чем нас, И мы задыхались там. В ушах стоял орудийный гром, В глазах пожаров огни, И столько пуль летало кругом, Что сталкивались они. И часто не спали на том берегу С утра и до утра. Нам рвал перепонки Юнкерсов гул И жалили Мессера. Со мной воевал один комбат, Он был товарищем мне. Спокойный, смелый, простой солдат, Как многие на войне. Он самоходки в атаку водил, Сам всегда в голове, И дзоты гусеницами давил, Будто бы на КВ. Мы рвались на север, на запад, на юг, Ходили в немецкий тыл. Сгорела машина его в бою, И сам он контужен был. А утром рано, едва чуть свет, Комбатов созвал командир: — Сигнал к атаке — пачка ракет, Начало — двадцать один. Для подготовки даю весь день, Пехота — поддержка нам, И эту, как сотни других, деревень, Взять и остаться там. А он поднялся и сказал так, Стоя у всех на виду: — Вчера я сделал двенадцать атак, Сегодня я не пойду. В моих висках словно молот бьет, Сумрачен солнца свет. Пусть батарею другой ведет. Полковник ответил: — Нет. Он не на ветер бросал слова, Весь день пролежал больной. Две самоходки комбата-2 Не вышли сегодня в бой. А восемь машин других батарей Ворвались, дома круша, И пять возвратились к нам на заре — Пехота не подошла. А утром на лодке приплыл майор К полковнику и сказал, Что он из Армии прокурор, И книжечку показал. — За то, что полк не исполнил приказ, Деревню отдал врагу, Пять процентов полка и вас Я расстрелять могу. Полковник наш побледнел слегка, Но овладел собой. — Второй комбат моего полка Не вышел вчера в бой. Увел майора к себе в блиндаж И долго что-то шептал, А после взял майор карандаш И приговор написал. Верно полковник с ним неспроста Пару часов сидел. Весь офицерский состав Выстроить он велел. Вышел майор, видно спеша, Выстроились едва, И, в руках бумагу держа, Вызвал комбата-2. Плечи расправив, потупя взор, Он перед строем стоял, Пока, заикаясь, нам майор Приговор прочитал. Я не помню его слова, Я на друга смотрел. Как опустилась его голова, Услыша в конце: расстрел! Встал позади у него солдат В трех-четырех шагах. В спину направленный автомат Трясся в его руках. Понял он, что сейчас конец, И крикнул: — Прощай, друзья! Прощай, мама! Прощай, отец! Прощай, Наташа моя! Руки за спину он сложил, Плечи выше поднял, Ноги расставил, глаза опустил И пули в затылок ждал. И автоматчик курок нажал, Но автомат молчал. Он пять минут перед нами стоял И пули в затылок ждал. Бросил наземь майор автомат, Свой пистолет взял И восемь пуль в затылок подряд Одну за другой послал. В лесу под тополем он зарыт, И мать его не найдет, Могилы нет, и крест не стоит, И мох наверху растет. Я пишу на Малой земле С той стороны Днестра, Где все измученнее и злей, Где люди забыли страх. Никто не знает — где и когда, Пуля или снаряд. А лодки возят людей сюда И никого назад. 4.