— Добро, ой добро! — отозвался Николай Васин, рассматривая шар (это он был близстоящим), и с интересом посмотрел на малоподвижного, даже как бы скучающего человека, который так быстро из чурки сделал вещь.
С этого дня и началось процветание цеха, и с каждым днем дела шли все веселее. Уже через полгода шумели пять станков, а там с каждым месяцем появлялось их все больше, и теперь они шумят уже в двух длинных сараях. И когда наступает утро, то к ним со всех концов деревни тянется народ, или, как любовно называет его Михаил Семенович, «новый рабочий класс».
— День добрый, Михаил Семенович! — поздоровался со Сбытчиком Васин и приподнял кепку.
— Здравствуй, здравствуй, — ровным, без интонации, голосом сказал Сбытчик, — что это, никак у меня часы спешат? Уже полчаса как приступили к работе, по моим.
— Сестра приехала, — виновато пояснил Николай Васин. — Туда-сюда...
— А я и не знал, что у тебя сестра есть.
— Есть, есть... Как же. Считай, чуть не два десятка лет не виделись. Вот и задержался.
— Ничего, ничего, ты работник старательный. Наверстаешь, как говорится, упущенное,
— Это не беспокойтесь. Если что, я согласный и на вечер остаться.
— А я и не беспокоюсь, знаю. Между прочим, придется и на самом деле вечерка два-три прихватить. Заказчик поторапливает, к тому же обещает новый заказик подкинуть. Так что уж придется, Николай Петрович.
— Это с удовольствием.
— Да, а вот такого, к сожалению, удовольствия я не вижу у нашего председателя. Надо бы еще пяток человек во второй цех, а он, наоборот, ведет линию на сокращение.
— Ой, зря он это делает. Откуда и доход, как не из цеха. Не будь цеха, совсем другая была бы картина. А сейчас добро. Ой, добро, Михаил Семенович. И хорошо, что ты вернулся. Без тебя ну прямо все повалилось...
— Так ведь старался. И сейчас стараюсь.
— Добро, добро, Михаил Семенович.
— Да нет, мало доброго. Трудно мне. Заказов много, и все выгодные, а приходится отказываться.
— Чего ж так?
— Я уже говорил, Климов — это новый председатель — не желает, чтоб цех развивался. Делает ставку на землю. А что вам земля? Много она вам дала радости?
— Ну!
— Время идет вперед, и то, что было хорошо вчера, сегодня уже не годится. Диалектика. А он пытается против ветра струю пустить. Ну, что ж, сам обрызгается...
— Это уж точно, — засмеялся Николай Васин.
— Да, многого не понимает новый председатель, — глядя себе под ноги, в раздумье сказал Михаил Семенович.
— При Павле Николаевиче лучше было? — проникаясь сочувствием к Сбытчику, человеку, который не только за себя, по и за народ переживает, спросил Николай Васин, оглядывая понурую фигуру собеседника.
— Лучше не лучше, но если снят за пьянство, то о чем и речь. А вообще-то, конечно, легче было, теперь же новому надо нее доказывать, убеждать, чтобы он поверил в мою искренность, честность намерений...
И замолчал, вспомнив, как месяца два назад, когда только приступил к делам новый председатель, примерно такой же разговор вел с женой...
Они шли берегом Старицы. Был май, и все уже зеленело, цвело, и при каждом дуновении ветра молодая глянцевитая листва шумела, и в воде отражалось солнце, разбитое течением на множество бликов. У воды тянулась песчаная коса, и, казалось бы, здесь было все для отдыха, но жена, тяжело опираясь на его руку, капризно говорила о том, что ей хочется на юг, в Пицунду, что там уже можно купаться, там купаются, загорают, а тут еще холодно.
— Я хочу моря...
— Потерпи немного.
— Зачем? Поедем теперь.
— Сейчас нельзя.
— Из-за того, что пришел новый?
— Да. Придется ему все доказывать, убеждать, чтобы он поверил в мою искренность, честность намерений.
— Ужасно.
— Ничего. Пусть только подпишет договора. А как подпишет, сразу же вступит в силу закон производственной необходимости.