— Ясно. Государственная тайна. Молчу.
— Хорошо здесь у вас, — сказал Вениамин Александрович.
— Где? — быстро оглянулся Тихонов.
— Вообще.
Степан Тихонов на этот раз медленно осмотрелся и ничего не сказал.
— Кем вы работаете? — помолчав, спросил Вениамин Александрович.
— Куда пошлют.
— Что же, у вас нет определенной специальности?
— Наоборот. Любую работу делаю.
— Ах вот как. А Николай Медведев?
— Колька-то? Он механизатор. И на комбайне, и на тракторе, и на машине. На чем хошь. И на косилке. А чего вам?
— Да так, просто поинтересовался...
— А-а... Он парень толковый. Только шебуршить любит, особо если поддавши.
— У вас шрам на щеке. Воевали?
— А кто не воевал? У нас полдеревни выбито. Сходи на кладбище, обелиск увидишь. С четырех сторон именами заполнено. Все погибшие в войну. Кто на фронтах, кто в партизанах. Тут нас тоже не щадили. А ты где, на каком фронте был?
— На Западном.
— В каких частях? — живо взглянул Тихонов на Вениамина Александровича.
— В интендантстве.
— А-а, — тут же утратил интерес к разговору Тихонов и стал закуривать.
К ним подошла согнутая в дугу старуха с берестяным лукошком, прикрытым чистой тряпицей.
— Слышь-ко, беженец, — сказала она, с трудом заглядывая в лицо Вениамину Александровичу.
— Здорово, тетка Дуня! — сказал ей Тихонов.
— Здравствуй, Степушка. Слышь-ко, беженец, возьми-ка у меня десяток яиц. Свежие, прямо с-под куры.
— А зачем мне? Я у хозяйки столуюсь.
— Ну и что, — сказал Тихонов, — сгодятся и эти. А тебе куда деньги-то? — спросил он старуху.
— Ой, Степушка, да рази им места не найдется.
— Это ты верно. Хотя, говорят, при коммунизме их и не будет. Так, товарищ геолог?
— Хорошо, я возьму, только больше не приносите.
— А ягоду? Земляника у меня. Скоро пора подоспеет, как не принести. Принесу. — Тетка Авдотья завязала рубль в угол платка. — А ты переложи яйца-то, а лукошко мне отдай.
— Так ты и отдай хозяйке, — сказал Вениамин Александрович.
— Нет уж, знаю я твою Лизавету. Неси сам.
Вениамин Александрович понес сам.
— Вот яйца купил, — сказал он Елизавете. — Надо освободить лукошко.
— Ну и освобождай, коли купил, — неодобрительно кинув взгляд на лукошко, сказала Елизавета.
— А почему так сердито?
— А как же еще прикажете? Или мои яйца тебе не по вкусу пришлись?
— Да нет, просто как-то неудобно было отказаться.
— Неудобно, — с лязгом переставляя кастрюлю на плите, сердито сказала Елизавета. — А чего про меня скажут? Что, мол, постояльца голодом морю.
— Ну кто так скажет?
— Да та же Авдотья и скажет! А мне чего тогда говорить?
— Ну, извини, не предусмотрел такого поворота. Не сердись.
— Была нужда сердиться. По мне хоть и молоко бери у нее, только уж тогда и съезжай к ней.
— Да ты что? Я просто не мог отказать ей, уж больно она несчастная.
— Будешь несчастная, коли без отца-матери двоих внучат подымает.
— Ну вот, а ты меня коришь.
— Чего мне тебя корить? Кто ты мне? Ни сват, ни брат.
— Ну-ну, ладно, ведь я пожалел ее, и все. А где же отец, мать ребятишек?
— Зять нафулиганил, в тюрьме сидит. А дочка прошлой зимой померла. Вот Авдотья и мыкается. Да еще и хворая. А была куда тебе! После войны в одной упряжке со мной ходила. Загоняла меня.
— Как — в одной упряжке?
— А лошадей не было, так на себе пахали. Ревматизма у ней. Сначала лютиком лечилась. Приложит к больному месту, во какой пузырь вздует. Помогало. Ну, а теперь у ней кожа старая, так и лютик не помогает. Ну, чего стоишь, выкладай на подоконник, да неси лукошко-то. Поди ждет человек.
Вениамин Александрович усмешливо качнул головой на такое к себе обращение и пошел к тетке Авдотье. В сенях он встретился с высокой девушкой в легком плащике, в резиновых сапожках.
— Вот, пожалуйста, — отдал Вениамин Александрович лукошко старухе.
— Так я тебе принесу, принесу ягод-то, — пообещала тетка Дуня.
— Нет-нет, вы уж с моей хозяйкой договаривайтесь. Если она возьмет, не возражаю, но только с ней.
— Во как Лизка приструнила беженца, — всплеснула шутливо руками тетка Дуня, — вот так бы вас всех, мужиков, надо.
— Окромя меня, — затаптывая окурок, сказал Степан Тихонов, — я сознательный. А ты с чего взяла, что данный товарищ — беженец?
— А как же не беженец, если к нам бобылем прискакал. Знать, дома своего нету, — ответила тетка Дуня.
— Аргумент. Хоть в КВН тебя, тетка Дуня. Но, однако, сам стоишь и дело стоит. Покудова.