— Эх, жалко, лопаты нет! — посетовал он, поплевав на руки. — Но, может, молотком обойдемся.
— Едва ли. Да и что за нужда, — возразила Софья. — Машина-то вон, рядом. Сейчас я сбегаю туда. Федор без лопаты не ездит.
— Тогда я сам сбегаю, да, кстати, и ломик прихвачу, мало ли на что тут можно натолкнуться.
Но ломик оказался совершенно лишним. Не успел Сергей углубиться и на два штыка, как лопата уперлась во что-то твердое, и он извлек из земли плоский продолговатый предмет, тщательно обернутый прочной просмоленной холстиной.
Сергей размотал слежавшуюся тряпицу, сбил молотком окаменевший слой смолы и обнаружил под ним небольшую металлическую коробку вроде той, какую видел во сне.
Раскрыть коробку не составило большого труда: она не имела никакого запора — и перед глазами Сергея и Софьи предстало два небольших свертка из пергаментной бумаги. В одном из них они увидели красивый, искусно сработанный кинжал, в другом — изящно выполненную золотую табакерку. Открыть ее было труднее. А когда Сергей разгадал наконец секрет замка и крышка табакерки сама собой сдвинулась в сторону, то оказалось, что внутрь нее было вложено обручальное кольцо, локон светло-русых волос и свернутая в трубочку записка.
От всего этого исходил тончайший аромат каких-то дивных духов, напомнивший Сергею что-то давным-давно забытое, но бесконечно близкое, родное, связанное с самым дорогим, что было у него.
Тщательно расправив записку на ладони, Сергей впился глазами в сильно поблекший текст. В послании было всего несколько строк:
«Мой милый, дорогой, единственный! Лишь тебя одного любила я всей душой. И только тебя одного буду любить до конца жизни, что бы ни случилось с тобой там, на царской службе, и что бы ни сделал со мной мой постылый отец. Сам Бог обручил нас здесь, на земле. И лишь его милость соединит нас в царствии небесном.
Навеки твоя Анастасия.
P. S. Видит Бог, я не вынесла бы разлуки с тобой, наложила на себя руки, если бы не почувствовала, что во мне затеплилась другая, подаренная тобой жизнь. Разве я могу убить ее…»
Сергей сглотнул закипевшие в груди слезы. «Анастасия… Да, именно так звали барышню Мишульскую, — сразу вспомнил он, будто перенесясь в далекое прошлое. — Так вот почему она снилась мне в моих вещих снах! Вот почему казалась мне давно знакомой! Вот почему такой грустью были овеяны мои сны! А Софья? Как же она связана с нашим прошлым?»
Сергей обернулся к ней. Софья стояла опершись о стенку часовни бледная как полотно.
— Соня! — схватил он ее за руку. — Знаешь, что я вычитал сейчас в этой записке? Хочешь, прочту тебе?
Она покачала головой:
— Не надо. Я знаю это наизусть.
— Знаешь? Знаешь, что здесь написано?!
— Да. «Мой милый, дорогой, единственный! — медленно начала она дрожащим голосом. — Лишь тебя одного любила я всей душой. И только тебя одного буду любить до конца жизни, что бы ни случилось с тобой там, на царской службе, и что бы ни сделал со мной мой постылый отец. Сам Бог обручил нас здесь, на земле. И лишь его милость соединит нас в царствии небесном. Навеки твоя Анастасия…» — голос ее прервался, глаза наполнились слезами.
— А дальше? — не удержался Сергей.
— Дальше?.. Дальше речь идет о том, кто лежит под могильной плитой, которую мы только что видели.
— Значит, это сын Анастасии?
— Да! Я говорила: он прожил всего три месяца.
— Но тогда и Анастасия…
— Она тоже скончалась через год после его смерти.
— Но откуда ты все это знаешь? Она лишь коротко вздохнула:
— Мне ли этого не знать. Ведь я и Анастасия…
— Как?! Ты и Анастасия… — не смог закончить Сергей, задохнувшись от внезапно вспыхнувшей догадки.
— Да, так же как ты и тот, кем ты видел себя во сне.
— Невероятно! Сонюшка, дорогая моя… — он обхватил ее плечи, привлек девушку к своей груди. — Я так и знал, я чувствовал… Сразу, как только увидел тебя. И теперь…
Но в этот миг страшный удар грома раздался у них над головой. Огненный зигзаг молнии прочертил внезапно почерневший небосклон. Яростный вихрь взметнул ввысь тучи пыли. И крупные, с грецкий орех, градины запрыгали у них под ногами.
— Бежим в машину! — крикнула Софья, срываясь с места. — Быстрее!
— Постой. А как же это? — кивнул Сергей на содержимое вырытой коробки, бережно разложенное им на небольшом выступе часовни.
— Кидай все в полевую сумку и — ходу!
— А яма… Надо бы ее заровнять, а то…
— После, все после! Видишь, что творится?
— Беги, я — сейчас, — Сергей тщательно уложил в сумку дорогие реликвии, лихорадочно забросал землей место найденного клада и, подхватив лопату, пустился вслед за Софьей сквозь дождь и град, обрушившиеся с грохочущего неба.