Вот почему с таким тщанием ловил он каждый звук, доносившийся со стороны дороги, в надежде услышать стук лошадиных копыт или шум приближающегося экипажа. Но в знойном воздухе будто застыла гнетущая тишина. А после ночи, проведенной фактически без сна, Дмитрия все больше одолевала дремота, глаза его слипались, в затуманенном сознании теснились какие-то неясные образы, картины, лица. Он старался отогнать их как мог. Но вот уже и ветви ивы слились в кузнечный горн, и снопы искр посыпались из-под молотка Егора, и сам кузнец поднялся во весь рост, что-то бурча себе под нос.
Дмитрий хотел уже спросить своего названого отца, чем он недоволен. Но тот вдруг крикнул чужим, незнакомым голосом:
— Тпру-у! Приехали…
И сразу сон долой! Так это же экипаж Анастасии подкатил к домику, это ее кучер осадил лошадь! А он, Дмитрий, чуть не проспал все на свете. Вот была бы история!
Он мигом вскочил с земли. Но заросли хмеля не позволяли видеть, кто сошел с экипажа. Не слышно было и голосов возле домика. Приходилось снова только ждать. Однако оставаться тут, под сенью ивы, Дмитрий уже не мог. Он сбежал к реке, на бечевник, и — о радость! — сразу увидел идущую по берегу Анастасию.
— Настасьюшка! — он бросился ей навстречу, готовый тут же заключить в свои объятья. Но она лишь шаловливо погрозила ему пальчиком:
— Постой, постой, Митя! Лучше возьми вот эту корзиночку и пойдем подальше от людских глаз.
— А что в ней, в корзине? И зачем она?
— Как зачем? Ты же наверняка еще не завтракал сегодня. И мне было не до этого. Вот сейчас и закусим здесь на свежем воздухе.
Они быстро укрылись под сенью ивы, и Анастасия принялась колдовать над разостланной ею скатеркой.
— Это вот холодная телятина, в этом горшочке топленые сливки, а это вместо чая, — она подала ему небольшую плоскую фляжку, в которой булькало что-то явно покрепче названного ею напитка.
Все это было, конечно, более чем кстати: Дмитрий, уходя из дома, действительно даже забыл о завтраке. Но сейчас он видел перед собой лишь глаза и губы Анастасии, с которых не сходила сводящая его с ума улыбка. А та, казалось, только и думала, как получше накормить Дмитрия, подкладывая ему все новые и новые кусочки различных деликатесов, которым не видно было конца.
Так они сидели друг против друга, нежась в лучах полуденного солнца и обмениваясь не столько словами, сколько взглядами, которые были красноречивее всяких слов. Дмитрий был одет ради праздника в новую сатиновую рубаху, на Анастасии была легкая сильно открытая блузка с крупными перламутровыми пуговицами и шелковая плиссированная юбочка, из-под которой нет-нет да и показывались изящные ножки, от одного вида которых у Дмитрия перехватывало дыхание.
Место они выбрали безлюдное, надежно скрытое от посторонних глаз, и казалось, ничто не может нарушить их затянувшегося пикника.
Так по крайней мере думалось Дмитрию. Но вдруг все вокруг как-то сразу потемнело. С реки потянуло резким ветерком. А где-то вдали глухо пророкотал гром.
— Ой, Митя, — вскочила Анастасия, — смотри, что делается!
Он поднял глаза вверх и увидел, что огромная черная туча обложила полнеба и стремительно приближалась к ним, словно сминая и проглатывая оставшуюся часть голубого небосклона.
— Да, сейчас польет! — подосадовал Дмитрий.
— Что же делать?
— Что делать? — он с минуту подумал. — А вот что. Видишь вон те стога? Бежим к ним.
— Но что толку…
— Там увидим. Обычно косари под одним из стогов всегда делают что-то вроде норушки. В ней и укроемся.
— А если никакой норушки не будет?
— Должна быть. Бежим, бежим!
Они вихрем помчались по лугу, подбежали к одному стогу, второму, третьему, и когда Дмитрий потерял уже всякую надежду найти то, на что рассчитывал, а сверху посыпались первые капли дождя, в четвертом, самом большом, стоге ясно обозначился узкий, полузаваленный сеном лаз, идущий далеко в глубь стога.
Он быстро обеими руками расчистил его от обвалившегося сена и, не раздумывая, нырнул в открывшуюся темноту.