— Здесь, знамо, некому. Пойду обратно в Благовидово за кузнецом.
— А как же мы? — запричитала Лукерья.
— Не беспокойтесь, все устрою лучше некуда! — отрезала Аграфена. — Давай, Афанасий, — она знаками указала кучеру, чтобы тот распрягал лошадей, и пошла в дом.
Дом этот был добротным пятистенком с тесовой крышей и высокой клетью над задней избой, что говорило о том, что родственники Аграфены были людьми с достатком. Не меньшее впечатление производили и надворные постройки, и сам двор с вместительной конюшней и навесом для телег. Но главное, что больше всего заинтересовало Анастасию, была именно задняя изба с янтарными свежесрубленными стенами и высокими, чисто вымытыми окнами, выходящими во Двор.
Но вот дверь раскрылась, и на крыльце появилась хозяйка дома. Она низко поклонилась Анастасии и, угодливо улыбаясь, пригласила ее войти:
— Милости прошу, барышня, к нам в гости. Очень, очень вам рада. Я словно чувствовала, что вы приедете, — и горницу в задней избе приготовила, и кровать заправила всем чистым. А сейчас и самовар вскипит. Так что будьте как дома. Аграфена сказала, что у вас с экипажем что-то неладно…
— Я, право, мало в этом разбираюсь, — отмахнулась Анастасия. — Наверное, пустяк какой-нибудь.
— Если бы пустяк! — вступила в разговор появившаяся в дверях Аграфена. — Так нет же, дальше ехать совсем нельзя. Побегу сейчас в село за кузнецом. А там — как знать. Во всяком случае, сегодня придется переночевать здесь. Лукерья! — окликнула она кухарку. — заноси вещички в дом и проследи, чтобы все было как надо. Степанидушка, ты уж позаботься о барышне.
— Будь покойна, Агаша, — заверила ее хозяйка. Все будет самым лучшим образом.
— Ну, располагайтесь, — махнула рукой Аграфена. — К вечеру мы с кузнецом будем здесь.
Так получилось, что после полудня Аграфена была уже в кузнице у Святого ключа и, будто не замечая Дмитрия, обратилась к Егору:
— Дядя Егор, выручай. Беда у нас с барышней приключилась. Поехали мы в монастырь на богомолье, а экипаж по дороге того… Сломался, в общем.
— Что же с ним приключилось, с экипажем?
— Будто я знаю! Тут мужицкий глаз нужен. Послал бы ты Митрия со мной. Пусть посмотрит, что и как. Ну и исправит что надо.
— Вот оно что! — хмыкнул в бороду старый кузнец. — Ну что же… Слышишь, Митрий, какое дело? Сходи выручи барышню.
— Прямо сейчас?
— А чего тянуть? Захвати инструмент какой потребуется, харчишек на день-два…
— Что ты, дядя Егор, каких харчишек?! — замахала руками Аграфена. — Нешто мы не накормим Митрия? Пошли, парень.
— Тогда с Богом. Только вот что, Митрий. Зайди домой переоденься малость. Как-никак в люди идешь.
«В люди»! Знал бы старый кузнец, что творилось в душе Дмитрия, когда, наскоро переодевшись, он выскочил из хаты и, нагнав Аграфену, зашагал с ней по пыльному тракту, тем более что та успела шепнуть ему:
— Ты того… много-то инструмента не бери. Там и делать почти нечего, с шарабаном-то. Просто барышне, похоже, повидать тебя захотелось.
Барышне захотелось! А ему? Он даже не заметил, как отмахал полтора десятка верст, слушая и не слыша, что без конца говорила ему словоохотливая Аграфена.
Но вот и заветный дом, где, по ее словам, они вынуждены были остановиться из-за поломки экипажа. С бешено колотящимся сердцем переступил Дмитрий порог передней избы, ожидая увидеть свою возлюбленную. Но вместо этого глазам его предстал богато накрытый стол с кипящим самоваром и хлопочущая вокруг него Лукерья с чайником в руках.
— Ну наконец-то! Я уж третий раз самовар разогреваю. Садитесь откушайте, что Бог послал. Шутка ли, столько верст по такой жаре! Барышня и та начала уж беспокоиться. А сейчас, видно, отдохнуть прилегла. Да ты ешь, ешь! — принялась она обхаживать Дмитрия. — Работа, она не волк, в лес не убежит.
— О работе пока — молчок! — сказала как отрезала Аграфена, уплетая за обе щеки холодец с хреном. — На дворе, гляди, уж почти ночь, да и уморились все за день. Шарабаном с утра займемся. А сейчас подзаправимся малость и на боковую — ноги аж гудят с дороги.
— А барышня наказывала сказать ей, как придете, — возразила Лукерья.
— Вот пусть Дмитрий и скажет. Ему, я вижу, все одно кусок в горло не лезет. А я еще чайку попью. Ступай, Лукерья, проводи его в горницу к барышне, да по пути покажи чуланчик, где хозяева постель ему приготовили.
— А если барышня почивать изволют?
— Нешто! Сама говоришь, она наказывала. Видно, что-то насчет шарабана приказать Митрию хочет, или еще что. Ей виднее. А наше дело холопье.
— Ну если эдак-то, пошли, Митрий, — Лукерья провела Дмитрия через сени и остановилась возле двери в закуток, служащий, должно быть, для хранения конской сбруи или садового инвентаря. — Вот тут и переспишь, там все постлано. А вот здесь, — указала она на дверь в заднюю избу, — барышня устроилась. Только стучи к ней сам. А я пойду.