– Теперь вам надо вспомнить, как вы жили эти последние дни, Жанна, и рассказать нам, что было с вами. Мы хотим помочь, но для этого надо, чтобы вы все вспомнили сами, – обратился к ней И.
– О, наконец я дышу спокойно, я вижу вас и Левушку живыми. Если бы я хотела рассказать вам, что со мной было, то могла бы сказать только одно: я была как мертвая, – сейчас я воскресла. Меня давила какая-то мысль, будто я должна сделать что-то, похожее на преступление… Да, да, вспомнила, Браццано велел мне добиться через Левушку, чтобы на руке Анны был его браслет; что он только тогда может быть спокоен, что она выйдет за него замуж. Теперь я вспомнила все. Он привел меня сюда, велел идти к Левушке и хоть убить кого-нибудь, а пройти к нему и передать этот ужасный браслет. Знаете ли, он точно жжет руки, когда его держишь, этот браслет.
Она замолчала, потерла лоб, обвела нас всех взглядом и спросила:
– Я не сделала ничего ужасного?
– Нет, все хорошо. Забудьте теперь обо всем этом и ничего не бойтесь. Мы проводим вас домой, – сказал ей Ананда.
– Как страшно! Там будет ждать Браццано. Он меня убьет, – прошептала Жанна, сжимаясь в комочек.
– Не бойтесь ничего. Сейчас мы пойдем встречать одного нашего друга. С ним приедет его секретарь, женщина. Она негритянка. Для нашего друга у нас есть помещение, но ее нам поместить некуда. Не дадите ли вы ей приют на эту ночь? В отеле она слишком привлечет к себе внимание, чего бы нам не хотелось, – сказал Жанне Ананда.
– Ах как я буду рада! Я так боюсь одна теперь.
– Если разрешите, я проведу ночь в вашем магазине, внизу, и тогда вам совсем не будет страшно, – подавая Жанне накидку, сказал И.
– Надо спешить. Князь, мы вас эксплуатируем. Но я только час назад узнал, что именно сегодня должен встретить того мудреца из Б., о котором вам говорил, – пожимая князю руку, сказал Ананда. – Разрешите мне занять комнату капитана, а ему я уступлю свои.
– Зачем же? Хватит комнат в доме, – запротестовал было князь, но Ананда настоял на своем.
Мы простились с нашим милым хозяином и поспешили к пароходу.
Жанна шла между И. и Анандой, а И. держал меня под руку. Я так одурел от всех происшествий дня, что стал «Левушкой-лови ворон».
Когда мы завернули за угол пустынной улицы, то увидели что навстречу идет Браццано, нагло глядя на нас. Его адская физиономия выражала крайнее раздражение.
Но не сделав и трех шагов, он вдруг согнулся чуть не пополам, свернул на мостовую и стал переходить улицу.
– Идите, – сказал нам Ананда. – Я сейчас вас догоню.
В один миг он был подле турка, и каждое слово, произнесенное его металлическим голосом, долетало до нас:
– Еще есть время одуматься. Доползи сгорбленным до дома и три дня не имей сил разогнуться. Обдумай, во что вступаешь. Обдумай, кого вызываешь на бой.
Еще есть время, еще можешь все искупить. Сиди без языка и движений и думай.
Опомнись или пеняй на себя за все, что последует. В последний раз милосердие дарит тебе зов и возможность исправиться.
Ананда догнал нас, оставил И. с Жанной, ласково обнял меня и сказал:
– Мужайся, мой дорогой. Так много испытаний упало на тебя сразу. Боишься ли ты? – спросил он меня.
– Месяц назад меня перепугала Хава. Но турка я не испугался и вообще ничего в вашем присутствии не боюсь. Я только молю Флорентийца помочь мне в страшные минуты – если они будут, – привести мой организм в полное спокойствие, быть работоспособным.
– Браво, друг, – рассмеялся Ананда. – Ты мне напомнил рассказ капитана, пораженного твоим веселым смехом в самый ужасный момент бури. Теперь и мне стало весело от твоей храбрости.
Я не успел ничего ответить. Через несколько минут мы уже стояли перед сэром Уоми и Хавой, шедшими нам навстречу с пристани.
После первых радостных приветствий мы усадили Хаву, Жанну и И. в экипаж.
Слуга сэра Уоми, несший за ним два больших чемодана, положил один из них в экипаж, и кучер натянул вожжи.
Сейчас сэр Уоми показался мне несколько иным. В легком сером костюме, в белой шляпе на темных вьющихся волосах, с тростью какой-то особенной формы, он легко шел рядом с державшим меня под руку Анандой. Он отказался от экипажа, сказав, что с большим удовольствием пройдется с нами пешком. Но прежде он обернулся к своему слуге и спросил, не тяжело ли тому будет нести вещи. Слуга улыбнулся и, положив, как игрушку, чемодан на плечо, ответил, что и десять верст прошагать с такой поклажей сущий пустяк.
Встречать нас вышел князь. Против обыкновения лицо его было расстроено, хотя приветствовал он сэра Уоми с большой радостью, даже восторгом, так ему свойственным.