– Не смущайся, Ананда, – обнимая его и ласково ему улыбаясь, сказал сэр Уоми. – Этот мальчик старался мне объяснить, что в твоем смехе ему слышится звон мечей. Ну, а я – по его понятию – весна с ароматами и зима вместе. Он только о Хаве умолчал. Но уж я сам решил выпытать, что ему чудится в смехе Хавы и И.
Голос сэра Уоми был добрым и ласковым. Я стоял совершенно красный, как-то сразу устал и ответил, что смеха Хавы не помню, И. почти никогда не смеется иначе, чем это делают шаловливые дети; а вот если чей-нибудь смех и кажется мне загадочным, то это смех Анны. Все это я говорил быстро и бестолково и закончил неожиданно для всех:
– Сэр Уоми, у меня к вам огромная просьба. Разрешите мне хоть на час сбегать к И. Помимо того, что я стосковался, я тревожусь, не надо ли ему чего-нибудь. Он ведь там уже так долго, – молил я сэра Уоми в жажде скорей увидеть И.
– Нет, дружок. Один туда не ходи. Мы пойдем, вернее поедем, в магазин в коляске князя. Но предварительно позавтракаем. Беги умывайся, переоденься так, чтобы сразу после завтрака выехать из дома, и приходи в столовую, где уж наверняка будем оспаривать с тобой право на дыню.
Я вышел, засмеялся, подпрыгнул от удовольствия, унося в душе неподражаемый юмор, светившийся в глазах сэра Уоми. Странным показалось мне, что столько времени прожил я здесь, а не знал, что у князя есть свой выезд.
После завтрака, за которым я то и дело превращался в «Левушку-лови ворон», сэр Уоми встал и велел мне захватить браслет.
– Заверни его в этот футляр. – И он подал мне шелковый платок темно-синего цвета, по краям которого шли мелкие белые цветочки, очень красивые, похожие на маргаритки, а в середине был вышит шелком белый павлин с чудесным распущенным хвостом в обрамлении голубых крупных колокольчиков.
Я исполнил приказание, положил завернутый в платок браслет в карман и сел рядом с сэром Уоми в коляску, под белый балдахин. Ананда пошел по какому-то делу, с тем чтобы через час прийти прямо в магазин.
По случаю праздника в магазине стояла полная тишина. Дверь нам открыла Хава, сказав, что Жанна со вчерашнего вечера не может подняться от сильнейшей головной боли и что И. провел подле нее тревожную ночь.
Сэр Уоми молча кивнул головой, велел мне оставаться внизу с Хавой, а сам прошел наверх.
Хава теперь уже не пугала меня своей чернотой, хотя от легкого персикового цвета платья казалась еще более черной.
– Вы очень изменились, Левушка. У вас такой вид, точно вы выросли и окончили по крайней мере два университета, – улыбнулась она мне, усаживая меня в уголке в кресло и показывая все свои дивные мелкие зубы.
– Ах, Хава! Как бы я хотел никогда не кончать многих из тех университетов, через которые сейчас прохожу. Я живу такой дивной жизнью. Я так очарован теми, кто сейчас рядом со мной. С одной стороны, я живу надеждой снова встретить Флорентийца; а с другой – готов плакать при мысли, что придет пора, и мне надо будет расстаться со всеми теми, кто теперь с таким милосердием переносит мое присутствие. И никто из них ни разу не показал мне, что утомлен или раздражен, хотя я ежесекундно сознаю, как высоко превосходят они меня.
– Все, Левушка, проходят свой путь, начиная с самых низших ступеней. Человек сам несет в себе все те осложнения, которые потом непременно его донимают. А каждый тем не менее думает, что беды приходят к нему извне, – тихо сказала Хава. – Вам горько, что когда-то и с кем-то придется расставаться. Но ведь каждый из нас родится и так же неизбежно умрет. И драма людей в том, что они никак не могут приготовить себя к разлуке с любимыми. Если бы мать понимала, что дети ее – это только отданные ей на хранение, на временное хранение, сокровища – она бы, видя в них божий дар, который ей должно вернуть усовершенствованным, отшлифованным, не себя бы искала в детях, а видела в них ту силу высшей, единой любви, которая творит во всей вселенной. И, единясь с ним в этой любви, она поняла бы, что жизнь не только не кончается со смертью, но что уходящее ее дитя больше не нуждается в земной форме и уходит в иную, более совершенную жизнь.
Так же и вы. Если вы поставили себе задачу помочь брату и эта конечная цель сияет перед вами, – не все ли равно, в каких формах и на какой земле будет идти ваша жизнь до тех пор, пока вы приобретете полное самообладание и пока не расширится ваше сознание настолько, чтобы вы могли понимать без слов ход мыслей людей, успокаивать их порывы и одухотворять их творческие силы. Только достигнув этого состояния, вы можете встать на одну ступень с братом и стать ему действительно помощью.
– Я многое понял сейчас, что прежде мне казалось бредом моей души, Хава. Но есть еще много такого, чего я не понимаю и очень боюсь спрашивать.