Выбрать главу

Надобно вам знать, что благодаря этой истории слава правителя докатилась до столицы. Вскоре по высочайшему повелению он занял пост помощника военного ведомства. Что до Юань Шицзюня, то он, став академиком-ханьлинем[87], в свое время занял место советника-тайчжуна и соответствующую должность в том же ведомстве, где служил бывший правитель, однако служили они в разных ямынях. Заметим, что между учеными мужами установилась дружба, а между их семьями — добрые отношения.

В древности говорили.: «Героя способен распознать только герой». Сказано точно!

БАШНЯ ТРЕХ СОГЛАСИЙ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Сад еще не посажен, беседки в нем не готовы, а поместье уже продают; мечтали иметь свой дом, а приходится его отдавать

Крытый соломою домик родной Теперь стал чужим жилищем. Владельца нового мы без труда По Красным вратам[88] отыщем. Держа под мышкою связку книг, Свой цинь к груди прижимая, Ушел наш герой в другие края, Где ждет и судьба другая. Построить он стройную башню успел, Чтоб видеть долины и горы. Увы, он красавицу — башню свою Продать был вынужден скоро. А как не хотел он, как не хотел, Чтоб горестное разоренье В нужду повергло его детей И будущее поколенье.

Есть и другие стихи, о которых стоит здесь напомнить:

Проходит много лет... Всё, чем владел, Другому отдаешь, — какое горе! Насколько горше старое терять, Чем с новым навсегда расстаться вскоре. Сосна, бамбук, цветущий мэйхуа — Всё в списке для продажи оказалось. Ты кликнул пса, взял книги, звонкий цинь И вдаль ушел, скрывая боль и жалость. Слова стихов, что найдены в стене[89], Не сразу мир оценит и усвоит. Одежда, сшитая из легких туч[90], Сперва и связки медяков[91] не стоит. Когда-нибудь вернешься в край родной, Увидишь: он по-прежнему чудесен. Хозяином ты раньше звался здесь, А ныне — гость, хоть многим ты известен.

Оба стихотворения принадлежат перу одного почтенного человека, жившего во времена династии Мин. Написаны они по случаю разорения семьи и продажи дома-башни. Может быть, не стоило вспоминать об этом, в общем, довольно печальном событии? Надобно вам знать, что имущество, будь то дом или хижина из соломы, с годами ветшают и их продают другому хозяину. А раз так, то не лучше ли продать их вовремя, дабы избежать лишних убытков? Стоит ли ждать, когда дом, разоренный потомками и потерявший всякую ценность, почти задаром достанется чужим людям? Возможно, не удастся продать его за приличную цену. Не важно! Продайте подешевле и скажите, что продаете нарочно, и тогда, избежав досужих разговоров, прослывете человеком широкой натуры, способным на бескорыстный поступок. Теперь представим другую картину: нерадивые потомки распродают семейное имущество за бесценок. Тут же начнутся сплетни, поползут слухи, пойдут разговоры о сыновней непочтительности, о том, что потомки-де разоряют хозяйство, завещанное предками, что они забыли о гуманности, отвергая то, что некогда воспевали древние, и показывают свое неразумие, ибо не понимают, сколь трудно начать любое славное дело. Потомки получили в наследство от предков основу семейного благополучия, которое породило в них три дурных качества: непочтительность к старшим, отсутствие гуманности и неразумие. Нет! Уж лучше оставаться бедняком, без крыши над головой и даже без жалкого клочка земли, куда можно было бы воткнуть только шило. Зато, начав дело на пустом месте, прослывешь человеком, способным что-то сделать. Вот почему, когда «туты и вязы окрашиваются закатными лучами», следует внимательно приглядеться к своим отпрыскам. И если те ведут себя недостойно, лучше заранее избавиться от богатства, дабы не стать мишенью для насмешек, попав в число разорившихся неудачников.

Издревле и по сей день известны лишь два знаменитых мужа, уразумевших сию истину: танский Яо[92] и Шунь из рода Юй. Видя, что их отпрыски ведут себя недостойно и все имущество, ими нажитое, может пойти прахом — оказаться в чужих руках, они решили распорядиться им заранее согласно древнему изречению:

«Меч драгоценный отдайте В руки храбрейшего воина. Тушь и румяна пошлите Той, что любви достойна».

Если бы Яо и Шунь оставили наследство своим чадам, вряд ли оно нашло бы достойного хозяина. Мало того, непременно начались бы распри и ссоры, а может быть, дело дошло бы и до меча. И тогда отпрыски, вместе с женами, лишились бы пристанища. Кто знает, быть может, им не удалось бы даже сохранить два холма, где захоронены их славные предки. И могилы древних подверглись бы грубому надругательству. Но Яо и Шунь были владыками Поднебесной, а что говорить о простых смертных?

Сейчас мы расскажем вам еще о двух людях, мудреце и глупце, и пусть их история послужит для всех предостережением и добрым примером. Само собой, богатства их несравнимы с богатствами Яо и Шуня. Вы спросите, стоит ли вообще упоминать этих людей? Непременно! Ибо один принадлежит к роду Тан, второй к роду Юй, то есть родословную свою они вели от Фансюня и Чунхуа[93]. Как мы видим, потомки связаны со своими предками, но в то же время меж ними большие различия. Один, человек неглупый, сумел продолжить дело предков; второй же, весьма недалекий, умудрился растерять секреты удачи семьи, передававшиеся из поколения в поколение. Надо заметить, что люди, достойные и недостойные, обычно отходят от своих первородных истоков, иначе говоря, один и тот же исток может дать несколько разных потоков.

В годы Счастливого Успокоения — Цзяцзин[94] — династии Мин в уезде Чэнду той же области жил богач по фамилии Тан, по имени Юйчуань. Разбогател он как-то неожиданно и теперь владел огромными деньгами и обширными угодьями. Однако ему всего было мало, и он из кожи вон лез, скупая все новые и новые земли. При этом он не возводил на земле никаких особых построек, очевидно, не желая тратиться на дом или утварь, необходимую в обиходе. Едой и одеждой он тоже мало интересовался. Все его помыслы были устремлены к одной-единственной цели — разбогатеть еще больше. Нередко он говорил:

— Самое прекрасное имущество — поля и угодья, они приносят прибыль, растущую день ото дня. От построек больших барышей не получишь, к тому же с ними одна лишь морока, все время боишься, как бы они не сгорели, если начнется пожар. Или, скажем, еда и одежда. Наденете вы приличное платье. И что же? Непременно найдется человек, который заявится к вам и попросит его поносить. То же самое и с едой. Придет кто-нибудь и уничтожит все ваши яства. Нет уж. Чем скромнее, тем лучше. Никто, по крайней мере, вам не станет докучать просьбами.

Итак, богач вкладывал деньги лишь в землю, не тратя ни единого вэня[95] на прочие вещи. И при этом, что весьма любопытно, очень боялся прослыть человеком ограниченным, грубым, всячески стремясь обрести славу мужа необыкновенного.

— Я отпрыск сына Неба Яо из рода Тан, — часто говаривал он. — Мои предки отличались скромностью и простотой. Жили в соломенной хижине с земляными ступенями, ели постный суп, пили простое вино, пользовались точильным камнем и деревянной бадьей, носили холщовую одежду и куртку из оленьей кожи. Их простота должна служить образцом для потомков, быть для них чем-то вроде драгоценной семейной заповеди.

Тана осуждали за скаредность, вспоминая старую пословицу, говорили:

— У скареда сын непременно родится транжиром. Презрев древние правила, он все переделает на свой лад. Не будут потомки Танов ни прижимистыми, ни бережливыми.

Однако у Тана произошло все иначе. Его сын оказался точным подобием родителя. Заметим, что еще в юные годы он за взятку поступил в училище и стал «сюцаем в белой одежде»[96]. На редкость умеренный в еде и одежде, чуждый всякого рода излишеств, он пользовался в быту самыми простыми, лишенными красоты и изящества вещами. Единственное, что ему не нравилось, это жилище, до того убогое и бедное, что оно скорее напоминало отхожее место богача. Он даже испытывал от этого стыд, и ему очень хотелось построить красивый большой дом, но мешала та же жадность.

Однажды кто-то ему заметил:

— Стоит ли строить дом, лучше купить у кого-нибудь.

Молодой человек решил посоветоваться с отцом.

Отец к этому времени несколько изменил свои взгляды. Быть может, в угоду сыну или же для того, чтобы прослыть человеком современным. И когда сын сказал ему: «Хорошо бы нам приобрести приличный дом с садом и устроить в нем кабинет», — отец ответил: «Это мечта всей моей жизни».