— А почему бы и нет? — выпалили брат с сестрой в один голос.
— Я всегда думала, что на день рождения полагается торт с зажжёнными свечками и букет цветов. А у вас тут всё по-другому?
— Совсем по-другому, — сказала Нелли.
— Ничего похожего! — сказал Эрих.
Марианна широко раскрыла глаза:
— Без торта?
— Конечно, — дружно ответили брат и сестра.
— И без зажжённых свечей?
— Конечно.
— И без букета?
— А что тут такого? — спросили брат с сестрой в один голос.
— Подумать только! — растерянно сказала Марианна. — Чудеса!
— Сейчас я тебе всё объясню, — успокоила её Нелли. — Представляешь, мы каждый год справляем двенадцать дней рождения! Двенадцать тортов, двенадцать букетов, двенадцать раз зажигать свечи… Ведь это было бы… это было бы…
— Это было бы лишено всякой фантазии, — закончил Эрих.
— А потому смертельная скука!
— Вот именно! — сказала Нелли.
— Двенадцать бутербродов с колбасой — это тоже смертельная скука, — заметила Марианна. И, испугавшись собственной смелости, добавила: — Я хочу сказать, что это ведь было бы то же самое, что двенадцать тортов!
— Да кто ж говорит о двенадцати бутербродах с колбасой? — поразился Эрих.
Нелли так упорно глядела в глаза брату, словно хотела его загипнотизировать.
— Эрих, а Эрих… Если ты не возражаешь… Давай в порядке исключения…
— Ну? — спросил Эрих.
— Если ты не возражаешь, мы можем повести Марианну в наш чулан и показать ей «Семейную хронику».
— Ладно, не возражаю, — сказал Эрих.
— Красота! — в восторге выкрикнула Нелли.
— Ну, пошли! — скачал Эрих девочкам.
И когда Марианна в нерешительности замялась, он великодушно разъяснил:
— Не трусь! Ничего там такого не будет.
— Чего не будет?
— Он хочет сказать, — смущённо пробормотала Нелли, — он хочет сказать…
— Нечего тут церемонии разводить! — перебил её Эрих.
— Я хочу сказать: не бойся, в чулан входной билет не потребуется!
В главе восьмой действие одновременно происходит в двух местах: в чулане охотничьего замка и в квартире родителей Марианны
В чулане было прекрасно.
Пахло мышами, старой мебелью, нафталином и замазкой.
Марианна сразу почувствовала себя как дома среди всякого хлама и таинственно поблёскивавших сетей паутины.
Про свои домашние дела она и думать забыла.
Даже ни разу не вспомнила про дом.
Она сидела в пропылённом кресле-качалке как раз под чердачным окошком, сквозь которое проникали в чулан лучи света, и, поставив ноги на старый саквояж, с увлечением читала страницу за страницей.
«Семейная хроника» оказалась обыкновенной общей тетрадкой в линеечку, с замусоленными уголками, но то, что в ней было записано, удивляло Марианну всё больше и больше. Например, на той странице, которую первым делом раскрыл Эрих, Марианна прочла:
Дедушка Херинг очень любит вальс «Дунайские волны». Мы с Эрихом пошли в музыкальный магазин и купили ему пластинку. Никто про это ничего не знал. Нам продали эту пластинку дешевле, потому что с одного края немножко откололось.
Мы с Эрихом очень гордились нашим подарком и положили его за завтраком на стол. Завернули в папиросную бумагу. И перевязали золотой тесёмкой от конфет.
Дедушка Херинг очень обрадовался.
Дедушка Зомер почистил дедушке Херингу ботинки. От Бруно дедушка Херинг получил в подарок зелёное перо — играть в индейцев. Вообще он получил целую кучу подарков: мыло для бритья, которое пахнет розами, маленькую книжку про грибы, большую книгу про певчих птиц, мешочек солёного миндаля, тёмные очки от солнца, набор почтовой бумаги и конверты, резиновую грелку.
Дедушка Херинг всех нас обнимал и целовал и от радости даже перевернул свою чашку кофе. Но потом вдруг нам стало очень грустно, потому что тётя Грета сказала:
«А что же дедушка Херинг будет делать с этой пластинкой?»
Сперва мы не поняли, про что она говорит. А потом поняли.
Мы с Эрихом совсем забыли, что у нас ведь нет патефона. А что делать с пластинкой без патефона?
Дедушка Херинг, чтобы нас утешить, сказал: «Это чудесная пластинка! Что, собственно, вы имеете против этой пластинки? Я повешу её над моей кроватью как картину и буду каждое утро на неё смотреть и радоваться, что мне её подарили!»
Эрих побледнел и сказал: «Ну вот, тётя Грета нам всё испортила!» Хотя это было несправедливо.