Ее защитник воткнул меч в дверной косяк, сунул за пояс кинжал, снял с плеча лук, вставил стрелу и натянул тетиву – движения его были такими же быстрыми и точными, как движения пальцев Карлы, прижимавших струны к ладам инструмента. На той стороне улицы она заметила человека, взмахнувшего пращой. Итальянка отпрянула и прижалась лицом к стене. Снова послышался свист, а потом удар камня. Алтан Савас нырнул в дверной проем, лук в его руках изогнулся, и стрела нашла цель. Бывший янычар спустил тетиву при помощи костяного кольца на большом пальце руки, и Карла, не в силах побороть любопытство, выглянула за дверь.
Пращник стоял на коленях, подняв руки к груди, из которой хлестала кровь, словно вино из вспоротого меха. Стрела дрожала в балке дома в десяти футах за его спиной. Потом он упал лицом вниз и больше не шевелился.
Алтан достал новую стрелу и снова натянул лук, целясь в мишень, которую Карла не видела. В последний момент он резко повернулся, и графиня отпрянула, увидев перед собой широкий наконечник стрелы. Савас поднял лук – так что стрела описала дугу над ее головой, – а затем снова опустил его. Вернее, попытался опустить.
Возможно, именно это движение стоило ему жизни.
Карла услышала сзади звон разбитого стекла, а потом ее оглушил пистолетный выстрел.
Пламя и пороховой дым ударили прямо в лицо ее верному слуге.
Он упал навзничь. Стрела исчезла у нее за спиной. Громадная фигура метнулась мимо Карлы к Савасу и вскочила на него верхом, нож замелькал в воздухе, снова и снова поднимаясь и опускаясь, словно убийца сражался с каким-то бессмертным мифическим существом. Но это было лишним – по тому, как упал Алтан, его госпожа поняла, что он умер мгновенно, лишь только в него попала пуля. Звон у нее в ушах стих. Огромные плечи нападавшего замерли. Он встал и посмотрел на свою жертву:
– Проклятье. Все равно он едва меня не убил.
Такого низкого – несмотря на проступавший в нем шок – голоса Карла не слышала никогда в жизни.
Убийца стоял к ней спиной, не оборачиваясь.
Внезапно графиня поняла: впечатление, что перед ней был гигант, создавали только его голова и плечи. Король воров Гриманд был среднего роста, ниже Матиаса, с нижней частью тела обычных размеров. Но голова и плечи словно принадлежали человеку вдвое крупнее. Казалось, этот человек может опрокинуться в любую секунду. Он выглянул в парадную дверь, по-прежнему не поворачиваясь к Карле, и она увидела его огромную нижнюю челюсть. В ухе у него блестело массивное золотое кольцо – то ли проявление тщеславия, то ли вызов. Две обезумевшие собаки, скользя лапами по густеющей крови и скалясь друг на друга, вились у его ног в отчаянной попытке спрятаться от ужаса женщин, криков детей, звона разбитого стекла и запаха паленой шерсти. Гриманд взмахнул двуствольным пистолетом, из которого еще шел дым, и громко крикнул в темноту ночи:
– Турок мертв! Мы вошли. Все сюда, вместе с тележками! – Он опустил взгляд на убитого Саваса и негромко пробормотал: – Если у нас хватит людей, чтобы их тащить. – Потом грабитель снова закричал: – Я хочу убраться отсюда до рассвета!
Он сунул окровавленный нож за пояс сзади, опять посмотрел на Алтана и покачал головой, словно все еще не верил своей удаче. Затем король Кокейна убрал пистолет, наклонился и сдернул костяное кольцо с большого пальца Алтана. С любопытством повертев его в руке, он попытался надеть, но кольцо оказалось мало. Тогда убийца надел его на мизинец и, по-видимому, остался доволен трофеем. После этого он наконец повернулся к Карле:
– Шесть. Шесть моих молодых львов убиты.
Итальянка окончательно убедилась, что именно этого человека видела вместе с Эстель и Гоббо из окна своей спальни. Лицо его не было деформировано, однако нос, губы, высокие скулы и брови были такими громадными, разросшимися, что производили гротескное впечатление. Глаза Гриманда были темными и глубоко посаженными. Но самым странным в его облике было сходство с гигантским ребенком. Младенцем. Возможно, виной всему была непропорционально большая голова, а возможно, что-то другое, таившееся в его душе. Он впервые посмотрел на Карлу, и в его глазах неожиданно – как для него самого, так и для нее – вспыхнули какие-то чувства.
Графиня вспомнила правило, которому ее учил Матиас и принять которое было так трудно. Тот, кто выглядит слабым, навлекает на себя судьбу слабого – без всякой жалости быть раздавленным сильным. Поэтому итальянка приказала себе не обращать внимания на кровь, приклеивавшую ее туфли к каменному полу, на едкий дым, вой собак и крики людей, и набрала полную грудь воздуха.