– Терпение, – спокойно отозвалась Салия. – Я слушаю колокольчики.
И тишина. Как будто это Салия позволила ей послушать немножко, а потом убрала звук. Говорят, полубоги сильнее всего в своих домах, а Чеда не сомневалась, что Салия как раз из тех древних людей, которых породили боги.
Чем еще объяснить ее магию? Чеда снова взглянула на ветвистую крону, обошла дерево и, вскочив на камень, легко допрыгнула с него до самой нижней ветки. Она старалась карабкаться поближе к стволу, чтоб не напороться на тонкие шипы, растущие на молодых ветках. Добравшись до верха, она услышала, что колокольчики звенят теперь иначе, отчаянней. Их тревожный перезвон напомнил ей гул песчаных бурь, несущихся сквозь Шарахай.
Она повисла на ветке, вдруг поняла, что так делать почему-то плохо, очень плохо, поэтому влезла на нее, чтобы поближе рассмотреть колокольчики. В глубине разноцветного стекла плавали, словно пугливые рыбки, мимолетные видения. Чеда увидела женщину с окровавленным большим пальцем, жука с сияющими радугой крылышками. Увидела танцовщицу в прозрачном оранжевом платье: она плясала посреди пустыни, каждым движением взметая тучи песка. Увидела победно вскинутые черные сабли и женщин в черном, несущихся через барханы. Еще там был мужчина с ужасно знакомыми глазами, одетый богато, словно шейх. Были и другие видения, но Чеда совсем их не понимала. В одном она стояла перед Королем… вернее, она думала, что это Король: у него был пронзительный взгляд, на голове золотилась корона, а одежда его и комната, в которой они стояли, поражала богатством. Король смотрел на нее с гордостью. Он держал в руке черный шамшир с клеймом у рукояти, похожим на переплетения речного тростника – того и гляди покажутся цапли, высматривающие в воде рыбок-красногрудок.
Но не видение показалось Чеде странным и не то, что она встретилась с одним из бессмертных владык Шарахая. А то, что саблю он протягивал ей.
Наваждение так захватило Чеду, что она не сразу почувствовала чужие взгляды. Салия стояла возле арки, вглядываясь в колокольчики и золотые нити, Айя – поодаль, словно ожидая чего-то, надеясь.
Салия не злилась и не радовалась: на ее лице читалось благоговение, будто она увидела саму Тулатан. Она вдруг вытянула руку, сжала в кулак, раскрыла снова, подставляя солнцу то тыльную сторону, то ладонь, тревожно сглотнула – и лишь тогда пришла в себя.
– Спускайся, дитя. – Ее голос сливался с перезвоном колокольчиков. – Спускайся же.
Чеда невольно вздрогнула. Она знала, что Салия каким-то чудом увидела то же, что она, но, конечно, смогла все понять, ведь она была ведьмой, а не глупой девчонкой. Вот только что ее так огорчило?
Чеда осторожно слезла с дерева и, оказавшись на твердой земле, заметила, что Салия плачет.
– Это все правда? – спросила Чеда. – Мне дадут черную саблю?
Глаза Айи расширились от ужаса. Она впилась взглядом в Салию, боясь ответа и желая его. Но вместо этого Салия отвернулась и пошла к дому.
– Чеде здесь не место, – бросила она.
Айя выглядела как девочка, потерявшаяся среди песчаной бури.
– Прошу! Они существуют, мы…
– Уходите.
– Просто присмотри за ней немного…
Салия резко развернулась, ударила посохом по камню, и тот отозвался гулом, долгим, будто вся пустыня превратилась в обтянутый кожей барабан.
– Много дорог в этом мире, Айянеш Исхак'ава, но эта для тебя теперь закрыта. Забирай свое дитя и иди с миром.
С этими словами она вошла в дом и растворилась в тенях.
Чеда и Айя остались одни. Совсем одни.
Айя медленно обернулась к дочери, и Чеда подумала, что мама сейчас почему-то очень красивая: пронзительные карие глаза, черные волосы, развевающиеся по ветру. Она не злилась, ее как будто просто оглушили, и все проблемы исчезли, когда понятно стало, что не нужно больше выбирать.
Но вот она опомнилась, схватила Чеду за руку и потащила к ялику.
Глава 5
Солнце почти зашло, а Чеда все сидела на корточках у самого края крыши их с Эмре двухэтажного домика, пытаясь разглядеть за поворотом знакомую фигуру. Улица, на которой они жили, вилась до самого базара и от него бежала дальше к Желобу – главной городской дороге. Внизу ветер совсем не чувствовался, но здесь, на крыше, безжалостно тянул Чеду за полы тауба, бросал в глаза песок, так что пришлось закрыть лицо краем тюрбана. Материнский серебряный медальон казался сегодня тяжелее, словно впитал в себя все тревоги. Солнце еще догорало у горизонта, но на темнеющее синее небо уже высыпали звезды.
Обычно вечером Янтарный город полнился криками рыночных зазывал, визгом играющих детей и грохотом телег по Желобу, но сегодня с закатом на Шарахай опустилась кладбищенская тишина. Пришла Ночь жатвы, ночь Бет За'ир, когда асиримы неслышно выползают на улицы и охотятся за душами. Она всегда приходилась на полнолуние, наступавшее каждые шесть недель: в белом свете двух лун шумный, яркий Шарахай замирал испуганным зверем. Как сейчас.